Екатерина Арагонская. Истинная королева
Шрифт:
И она снова разрыдалась.
Вдруг в комнате появился брат Диего.
– Что происходит? Я случайно услышал. Ее высочество чем-то огорчены?
– Ее высочество в печали. – В голосе Марии звучала глубокая тревога. – Она собирается покончить с жизнью.
– Чтобы я никогда больше не слышал такого! – строго сказал монах.
Екатерина еще громче зашмыгала носом, она не могла остановиться. Брат Диего накрыл ладонью ее руку. Даже в этот критический момент она отвернулась, надеясь, что он ее уберет.
– Нет, дочь моя, – внушительно произнес монах. – Вы не сделаете этого.
– Но я не знаю, куда мне деваться! – крикнула Екатерина, стряхивая его руку. – Денег нет. Я не знаю, как обеспечить себя и вас всех. Я продала все свои вещи и одежду. Теперь даже эти деньги закончились. Когда я умоляла короля Генриха помочь мне, он сказал, что не обязан снабжать меня деньгами, даже на еду.
– Но он дал вам что-то, – сказала Мария.
– Этого хватило, чтобы оплатить расходы на мой стол! Я чувствовала себя такой униженной. Дойти до такого состояния! Не иметь возможности платить вам жалованье. И при этом получать напоминания, что даже кормят меня из милости!
– Отчаяние, как я уже говорил вам, – это тоже грех против Бога, – твердо сказал брат Диего, сверкая черными глазами. – Бедствия посылаются нам в испытание. Помните, нет другого пути в Царствие Небесное, кроме как через тернии.
– Господь непременно поймет меня, если я посчитаю свои трудности невыносимыми, – возразила принцесса. – Наше положение критическое. Мы все терпим нужду. Когда я думаю о том, как верно служите мне вы, добрые люди, и что при этом у вас ничего нет и вы хотите получить вознаграждение за труды, мне становится стыдно. Это меня ранит. Тяжким грузом лежит на совести.
Вспомнив, что случилось утром, принцесса снова залилась слезами. Из всех ее придворных наименее выдержанным был камергер. Она в сотый раз жаловалась ему на нехватку денег, но он резко, обвиняющим тоном ответил:
– Ваше высочество, вы плохо управляете двором!
Несправедливость обвинения уязвила ее, но принцесса знала, что у камергера тоже кончается терпение. И она ничего не сказала; платить ему было нечем, поэтому она не могла ни наказать, ни уволить его.
Потом Фуэнсалида сообщил ей пренеприятнейшие новости из Испании. Король Фердинанд во всеуслышание объявил Хуану безумной и неспособной управлять государством. И заточил ее в монастырь в Тордесильясе.
– Официально она делит власть с сыном, эрцгерцогом Карлом, который должен стать королем Кастилии.
Думать об участи Хуаны было невыносимо тяжело. Да еще этот бедный малыш – он не только лишился матери, но на него еще и возложили корону, непосильную ношу в девять-то лет. Но Фуэнсалида объяснил, что дед Карла, Фердинанд, взял на себя управление Кастилией и Арагоном до совершеннолетия наследника.
Успокоившись, Екатерина вняла словам брата Диего и вспомнила: те, кто, впав в отчаяние, лишают себя жизни, никогда не узрят Бога. Однако на следующее утро она чувствовала себя так, будто жизнь ее разваливается на куски и сил на борьбу не осталось. Рука монаха отвела ее от края пропасти. Исповедник был для нее настоящим благословением,
С неудовольствием Екатерина отмечала, что среди ее самых испытанных слуг появляется мелкая зависть и возникают склоки. Она не могла найти в своем сердце сил осуждать приближенных, ведь они столько выстрадали. Хуже было другое: к ней самой стали относиться с меньшим уважением. Некоторые слуги не исполняли своих обязанностей должным образом, и все же она не смела призывать их к ответу, чтобы они не покинули ее.
Принцесса решила не обращать внимания ни на что, в том числе и на слова Фуэнсалиды о брате Диего. Посол обвинил ее в том, что она напрашивается на скандал, но где же доказательства? Никто при дворе не смотрел на нее осуждающе; ни одна из фрейлин не прибегала с рассказом об оскорбительных слухах, а они бы ей точно сообщили, если бы что-нибудь услышали. Из всего этого Екатерина могла заключить только одно: посол завидовал влиянию монаха.
– Люди говорят что-нибудь обо мне и брате Диего? – спросила она Марию.
– Камергер считает, что он приобрел слишком большое влияние на ваше высочество. Говорит, вы ничего не предпринимаете без его совета и благословения.
– Это все? Ничего скандального?
Глаза Марии расширились.
– Да что вы, ваше высочество! Почему о вас должны такое подумать?
– Для этого нет никаких причин. Фуэнсалида сказал что-то подобное. Но он все неправильно понял. Брат Диего – самый лучший исповедник, какого только может иметь женщина в моем положении. Я не могу найти изъянов ни в его укладе жизни, ни в его образовании, не в его добронравии. Меня печалит то, что я слишком бедна и не способна обеспечить его так, как приличествует ему по должности, а ведь он служит мне неустанно.
Но тут снова явился Фуэнсалида, неотвязный, как чума, требуя встречи с принцессой. От одного вида его напыщенной, презрительной физиономии у Екатерины волоски на шее встали дыбом.
– Ваше высочество, меня встревожил беспорядок в вашем домашнем хозяйстве, и я обещал королю, отцу вашему, что изыщу средства для устранения недостатков.
Екатерина встала:
– Вы превышаете свои полномочия, посол. Это мой двор, и я буду управлять им так, как считаю нужным.
– Как считает нужным брат Диего, подозреваю!
– Ах вот оно что! – резко сказала принцесса. – Кое-кто из моих людей настроил вас против него.
– Мадам, в этом не было необходимости. Я сам прекрасно вижу, что здесь нужен человек для ведения хозяйства, о чем и сообщил королю Фердинанду, так как очевидно: тут всем заправляет этот молодой монах, по моему мнению недостойный доверия, потому как он вынудил ваше высочество совершить множество ошибок.
На мгновение стыд вспыхнул вновь, но ярость одержала над ним верх.
– Каких ошибок?