Екатерина Великая (Том 1)
Шрифт:
Апраксин, ожидая решения своей участи, жил в Нарве, сидел у окна, смотрел, как улицы тонули в невылазной грязи, коротал время за кружкой вина. Не прошло и двух недель, как к нему в секретном порядке явился капрал лейб-компанской роты Суворов с письмом.
Императрица писала к нему как сотруднику ещё её отца, обещала всяческие милости за раскрытие дела и требовала решительной выдачи писем великой княгини Екатерины.
Апраксин письма выдал. Письма подтвердили всё, что говорили союзные посланники – Лопиталь и Эстергази и генерал фон Букков. «Молодой двор» наследника императрицы Елизаветы, сына её дорогой сестрицы Анны Петровны, был явной
Как же выйти из тупика? Что делать? Рушились все замыслы императрицы. Бестужев давно указывал государыне, что великий князь Пётр Фёдорович для правления страной не годится, да и сама она не могла уже говорить о нём без раздражения. Бестужев предлагал – выслать Петра Фёдоровича в Голштинию, а наследником престола объявить Павла Петровича – малолетнего сына Екатерины, родившегося от тайного отца, причём правительницей до его совершеннолетия должна была быть Екатерина. Но это значило – повторить то же самое, что было при Анне Леопольдовне, сын которой, «император» Иван Антонович, сидел в Шлиссельбургской крепости в пожизненном заключении. Выходило, что немцы так и лезли на русский престол со всех сторон и, несомненно, организовал эту секретную атаку он же, король Прусский… У Елизаветы Петровны оказывались связанными руки против него и на войне, и в самом Петербурге.
Разорвать такие интриги могла бы энергия и решимость Петра Великого: он даже своего Алёшу не пощадил! А Елизавета Петровна – слабая женщина. Вокруг неё никого и не было – Разумовский старился, московские царевны доживали свой век в монастырях да в деревянных дворцах, полных тараканов да блох. Ей оставалось только упорно и бессильно гневаться на племянника, на его жену, на неверных своих вельмож…
Австрийский дипломат граф Эстергази отлично учёл эту запутанную ситуацию. Улыбаясь и играя эфесом шпаги, на одном из куртагов он любезно беседовал с великим князем-наследником.
– Вы выглядите так, словно встревожены чем-то, ваше высочество? – говорит он. – Я понимаю – всё эти слухи, слухи… Но ведь так легко их рассеять… Смотрите, как кругом все веселы, как беззаботно щебечут красивые женщины… Не стоит так огорчаться…
– Эстергази! – вскричал великий князь вполголоса и схватил посланника за рукав шитого кафтана – роговая музыка ревела глухо и позволяла им разговаривать секретно. – Я ваш друг, самый верный, самый надёжный… Вы будете мой доверенный… если… если вы поможете, посоветуете мне, как выйти из немилости у тётки…
– Слова вашего высочества – дороже золота! Очень просто! Слушайте… Вы мужчина и должны знать женское сердце. Императрица вас обожает – атакуйте её сердце! Попросите у её величества аудиенцию, упадите к ногам, признайтесь, что вы действительно симпатизировали его величеству королю Прусскому… Но вы невиновны. Нет… Обещайте ей самым серьёзным образом исправиться. Вы ведь были сбиты с толку вашими дурными советниками…
– Кем же? Кем?
– Самым близким к вам человеком, которому вы верили…
Облитая мягким светом восковых свеч, обмахиваясь веером из страусовых перьев, весело и беззаботно разговаривая со своим любовником-красавцем, польским дипломатом графом Станиславом Понятовским, проходила мимо в этот момент Фике.
Граф Эстергази склонился в глубоком поклоне перед великой княгиней, показал в улыбке длинные зубы Понятовскому, потом опять весело смотрел на великого князя.
– Кого вы имеете в виду? Понятовского? – шептал тот. – Это же наш друг! Да, да – и какой ещё друг…
– И вы тоже целовали Понятовского, ваше высочество?
– Ну конечно…
– Значит, вы действовали так, как подсказала вам великая княгиня? Не правда ли? Ну, вот она и является вашим первым советником… вы обсуждали с нею все ваши дела? Советовались с нею?
– Нет, эта женщина глупа для этого… Она только передавала мне то, что ей говорил Бестужев.
– Вот мы и добрались до того человека, который подтачивал цветущее дерево вашего благополучия. Итак, ваше высочество, упадите на колени перед её величеством, признайтесь ей в том, что ей и так известно и чего нельзя уже отрицать, и скажите ей, что вы были сбиты с толку Бестужевым, который действовал на вас через вашу супругу. Главное – через супругу. О, я уверен, что императрица будет рада услыхать это.
– А! – сказал великий князь. – Действительно! Бестужев слишком уже много о себе думает, пора его унять… Бестужев… Это всё Бестужев и великая княгиня… Вот бестия! Эта мысль мне нравится.
На следующий день императрица приняла племянника и наследника вечером в своей опочивальне, сидя как всегда в большом кресле у постели. Передний угол сиял весь богатыми окладами икон и лампадами, цветные отсветы переливались на свободном платье императрицы.
Пётр Фёдорович вошёл, широко шагая, и с маху опустился на пол, неловко задел скамеечку, на которой стояли ноги императрицы, прильнул к её коленям. Елизавета Петровна молчала, сидела скорбно. И в эту минуту этот полупьяный молодой человек словно почувствовал в ней свою мать, ласк которой он никогда не знавал, почувствовал, как он извёлся от вечного пьянства, от гульбы, от грубого общества своей немецкой дворни. Любящая женская душа окружала, заполняла его своей добротой, и несчастный этот полурусский, полунемецкий парень понял, как по-человечески он несчастен в своих домогательствах против этой доброй женщины.
– Тётя Эльза, – сказал он по-французски, – простите меня… Я так виноват перед вами… Простите…
Елизавета Петровна гладила его по волосам своей широкой, мягкой рукой.
«Как хорошо! Эдак-то бы всегда!» – думала она, часто и коротко дыша – мучила её одышка. Разве не об этом она мечтала, когда среди всех интриг создавала вокруг себя свою семью?
– Петенька, мой мальчик! Ну, кайся мне, твоей тётке, сестре твоей матери…
– Тётя Эльза!.. Действительно правда, я некоторое время уважал короля Прусского… Он казался мне образцом… мужчины… Образцом человека. Я хорошо его помню – я видел его ещё там… дома… В Пруссии. Я хотел бы тоже править страной так, как он правит, иметь у себя такое же хорошее войско.
– Что ж тут плохого, Петенька? Это хорошо. Твой дед, Пётр Алексеевич, тоже правил страной хорошо, да и войско у него было получше, чем у Фридриха. Да и до сей поры нигде нет солдат лучше русских!
Петра Фёдоровича тут передёрнуло. Да разве может быть войско на свете сильнее, чем померанские гренадеры? Лучше его голштинских молодцов? В его ушах загремел их пьяный хохот в караульне, что он устроил в Ораниенбаумском крепостном городке, Петерштадте, где была специальная зала на манер старых немецких таверн… Чтобы пьянствовать… Однако спорить об этом со старой тёткой никак не приходилось, и это он понимал очень хорошо…