Екатерина Великая. Первая любовь Императрицы
Шрифт:
Государыня гневалась. Причина была во все том же плохом самочувствии, а повод нашелся просто. На днях, выйдя в неурочное время из своей спальни, она наткнулась на дремавшего на посту гвардейца. Ладно бы спал, так ведь и храпел, каналья! Заливисто этак, с присвистом… Государыня, которой не спалось, потому что улечься из-за предстоящего утреннего приема пришлось раненько (а она привыкла с рассветом только засыпать), позавидовала, но будить усатого гвардейца не велела, распорядилась, чтобы заставили вымыться, от часового пахло, как от старого козла.
Следующие два дня
На посту снова дремал усатый гвардеец, от которого дурно пахло! Прижав надушенный платочек к носику, государыня постояла, что-то соображая. В следующую минуту соня был разбужен и допрошен:
— Который день на посту стоишь? Почему я тебя так часто вижу?!
Пришлось бедолаге сознаваться, что заменяет своего приятеля.
— Кто разрешил?!
Конечно, никто не разрешал, просто более состоятельные гвардейцы за деньги нанимали на скучный пост товарищей, а сами в то время либо пьянствовали, либо развлекались. Усач проиграл в карты и вынужден был в качестве оплаты карточного долга стоять на посту третью ночь подряд, вот и заснул.
Придворные смогли передохнуть, гроза в тот день коснулась гвардии…
Екатерина невольно примечала недочеты в управлении огромным хозяйством под названием «Двор». Немыслимое количество слуг воровало всяк на свой лад, по самому скромному прикиду выходило, что половина еды, дров, свечей и прочего уплывала на сторону, не говоря уж о деньгах, которые выделялись на покупку провианта и запасов. Конечно, коты не ели рябчиков, довольствуясь куда более скромной пищей, а вот слуги ели. Поскольку обеды с огромным числом приглашенных бывали часто, а уж полсотни гостей и за гостей не считалось, слугам перепадало много, они откровенно жировали, ленились и были крайне бестолковы.
Но и сама став императрицей, Екатерина не сумела отвадить слуг от воровства и жестко наладить работу дворцового хозяйства. Хотя жила во много раз экономней и за счетами следила лично.
Из-за гнева Елизаветы Петровны поговорить с ней не удалось, Екатерина, только узнав, что государыня не в духе, поспешила ретироваться. Однако уйти ей не дали. Попросил о разговоре Бестужев.
Как и императрица, Екатерина не любила канцлера, прежде всего потому, что канцлер сам не любил великую княгиню. Пожалуй, нет, он не любил принцессу Софию-Фредерику, выбранную наследнику без его, Бестужева, согласия, даже вопреки и тайно. А к великой княгине Екатерине он просто приглядывался, особенно внимательно с тех пор, как она родила Павла. Просто теперь стало ясно, что государыня в обход Петра может назвать наследником внука, а регентами при нем родителей мальчика. А Елизавета Петровна все чаще болела, это означало, что вскоре новыми правителями могли стать Петр и Екатерина, причем Екатерина в большей степени.
Екатерина, как и все, прекрасно понимала возникший к себе интерес, ей было неприятно, но еще больше она не любила Бестужева за изгнание своей матери, ведь именно канцлер тогда
Но на сей раз весь вид Бестужева говорил, что у канцлера есть для великой княгини нечто очень важное. Беседовать не хотелось, и все же она согласилась на эту встречу. Позже Екатерина думала, не было ли лучше отказаться, оставаться в неведении. После тяжелых размышлений решила, что нет, не знай того, что узнала, она могла бы выглядеть смешно, даже глупо…
Бестужев просто решил, что Екатерина слишком увлеклась Салтыковым. Ну, родила от любовника сына (как и все, он не верил в возможность рождения детей от Петра), ну помиловались, пора и честь знать. Сам Сергей Салтыков всячески избегал встреч с великой княгиней, он не был способен на долгие чувства, получил свое, и достаточно. Тем более поставленную задачу считал выполненной, а посему себя свободным.
Но так не считала Екатерина! Она влюбилась впервые в жизни, переживала все по-настоящему и, хорошо зная репутацию Салтыкова как непостоянного сердцееда, все же верила, что уж на сей-то раз он влюблен надолго. Так думают все любящие женщины, великая княгиня не исключение, всегда кажется, что если и были амуры до того, то теперь они должны немедленно закончиться и уж эта любовь навсегда. Екатерина неглупа, она прекрасно понимала, что стоило забеременеть, как Салтыков начал ее избегать, но считала, что это поведение из-за страха обвинений в отцовстве. Но государыня и Петр приняли сына Екатерины нормально, никто не укорил, никто не высказал подозрений, даже после всего от двора прочь не гнали, чего же бояться?
Ей и в голову не приходило, что причина в другом…
Елизавета Петровна уже начала злиться из-за этой привязанности великой княгини к красавцу-графу, даже носик поморщила, мол, сколько же можно, ну родила, и будет! Бестужев все понял и решил не доводить дело до откровенных неприятностей. Салтыкова отправили в командировку в Швецию, а сам канцлер вознамерился поговорить с Екатериной на предмет сдержанности в поведении. Но когда увидел немыслимо похорошевшую после рождения ребенка женщину, встретил спокойный, уверенный в себе взгляд, решился говорить откровенно. Почему-то канцлер не испугался, что Екатерина пойдет жаловаться государыне или вообще скажет ей хоть слово, слишком неприязненно относилась к ней в последнее время Елизавета Петровна, словно княгиня выполнила свою миссию и больше не нужна.
И Бестужев решился — откровенно рассказал все про Салтыкова и его роль при великокняжеской семье… Объяснил, почему красавца-сердцееда отправили в Швецию и стоит ли из-за него переживать.
У Екатерины даже дыхание остановилось. Никогда не придававший значения таким мелочам, как чьи-то переживания, Бестужев все же увидел вот этот ее ступор, понял. Прожженный политик, для которого любые радости и горести не больше чем пустая трата сил, был сконфужен, но не переживаниями великой княгини, а тем, как молодая женщина справилась с ними у канцлера на виду.