Екатерина Великая
Шрифт:
Граф Михаил Владимирович Толстой (1812–1896), известный русский церковный историк, в книге «История русской Церкви», отмечая заслуги Петра I в духе историографии ордена русской интеллигенции, тем не менее вынужден был признать и вред, нанесённый Православной церкви.
Это было время, когда на Западе, увидев в Петре безразличие к православной вере, а может, даже и неприятие её, что подтверждено множеством фактов, усилили борьбу с целью разрушения православия. В указанной выше книге приводится такой пример: «При Патриархе Адриане попался в отступничестве от Православия один московский дьякон, Пётр Артемьев, который ездил учиться в Венецию; этот болезненный и нервный человек попал там в руки иезуитов и был доведён ими до такого фанатизма, что по возвращении в Россию начал горячо отстаивать и проповедовать свои латинские убеждения даже с
Но Пётр I, едва обретя полноту власти, протянул руку еретикам и иноземцам и всем воспитанным иноземцами в антирусском духе, и протянул её как к друзьям и учителям.
Путь для борьбы с Православной церковью был открыт. О том, как велась она, известно немало фактов. Протестанты во главе с Лефортом постоянно настраивали Петра I против православия. В.Ф. Иванов в книге «Русская интеллигенция и масонство от Петра I до наших дней» писал о создании кощунственного по отношению к Церкви «Всешутейского собора», который, по его словам, «имел весьма сложную организацию и, конечно, был создан не русской головой. Идею собора и его организацию дали протестанты-масоны. Русские лишь были добросовестные исполнители. Это была грубая пародия сначала на католическое, а потом и на Православное архиерейство».
Это было сборище великосветских собутыльников для дьявольских попоек и хулиганских выходок. Сборище подражало церковной иерархии, имело «патриарха», сам Пётр I был «дьяконом», вся эта свора, пародируя церковные обряды и наряды, разъезжала по городу, причём «евангелием» служил ящик в форме книги, в который вмещалось несколько склянок водки. Пьяная компания разъезжала на санях и верблюдах, новых собутыльников при приёме вопрошали «Пиеши ли?», издеваясь над церковным «Веруеши ли?». Собирались десятки, а то и сотни пьяниц, и с этой оравой царь совершал бандитские выходки, врываясь в боярские дома, и, по словам В.Ф. Иванова, эта «игра пьяных и самодурных людей по боярским домам… так происходила трудная, что многие к тем дням приготовлялись как бы к смерти… многие от дураков были биваны, облиты и обруганы».
В допетровской Руси за пьянство и курение можно было лишиться свободы, а в государстве Московском и головы. Западные «друзья» Петра, приучив его самого с измальства к курению и пьянству, спешили с его помощью споить русских людей и приучить их к курению.
Ложь, что Русь пила и курила веками. Свидетельства очевидцев, указы и прочие документы доказывают, что на Руси стали пить и курить со времён Петра. Рассказы о питие и курении в допетровские времена хорошо продуманная, преступная, наказуемая Богом клевета на Святую Русь – Дом Пресвятой Богородицы и Подножие Престола Божьего на земле.
В.Ф. Иванов привёл в книге такие свидетельства: «Среди рукописей масона Ланского есть обрывок серой бумаги, на котором записано такое известие: «Император Пётр 1-й и Лефорт были в Голландии, где приняты в тамплиеры». В рукописи Публичной библиотеки (1816 год) «Взгляд на философов и революцию Французскую» указано, что масонство «существовало во время Царя Алексея Михайловича, и Брюс был оного великим мастером, а Царь Пётр был первым надзирателем, потом великим мастером Кейт». Оценивая содеянное Петром, профессор Зазыкин писал: «Церковная реформа Петра была уничтожением прежних церковных основ русской жизни. После Петра Православие перестало быть определяющей стихией государственного строительства в России; оно, продолжая существовать, определяло жизнь масс народа, процветало в монастырях, скитах, давало святых подвижников, но оно уже не было той связывающей само государство стихией, которая отметала бы влияние любых философских систем, постепенно друг друга сменяющих». В материалах по истории Петра, в записях, посвящённых событиям 1721 года, Александр Сергеевич Пушкин поместил такие строки: «По учреждении Синода духовенство поднесло Петру просьбу о назначении Патриарха. Тогда-то (по свидетельству современников, графа Бестужева и барона Черкасова) Пётр, ударив себя в грудь и обнажив кортик, сказал: «Вот вам патриарх».
Погромы
Феофан Прокопович во всей этой своре обрёл лучших друзей. П. Знаменский в книге «Руководство к русской Церковной истории» писал: «С воцарением Анны Иоанновны для него (Ф. Прокоповича) засияла заря новой будущности, но эта заря была вместе с тем зарёй бироновщины. Крепкую для себя опору он нашёл в господствовавшей при дворе Анны Иоанновны немецкой партии, с интересами которой множеством нитей связывались его собственные интересы. Полемика против протестантства, обвинение кого-нибудь в ереси среди таких обстоятельств становилось признаком нерасположения к правительству, политическим преступлением, за которым следовали страшные допросы в Тайной Канцелярии».
Святая Русь была в страшной оккупации, иноземцы, завезённые и выпестованные Петром, теперь стали полными хозяевами и глумились над русским народом.
Когда на престол взошла Елизавета Петровна, прусский посланник Мардефельд, привыкший управлять политикой России, а вслед за ним посланники Англии, Франции и других стран были крайне удивлены тем, что русский канцлер Бестужев-Рюмин стал добиваться самостоятельности в международной политике. Постепенно он добился того, что во внутренней и внешней политике Россия стала преследовать свои, чисто русские интересы. Борис Башилов отметил, что Елизавета Петровна по своим привычкам была русской женщиной, любила ходить в церковь, щедро жертвовала на восстановление разорённых её отцом и его последователями храмов и монастырей.
По указу Елизаветы Петровны были возвращены из тюрем, из ссылок многие духовные лица, на первую роль в Синоде она определила архиерея Амвросия. Появились надежды на возрождение православных традиций, на восстановление патриаршества. Но надежды оказались преждевременными. Елизавета Петровна оказалась действительно ближе к русскому народу, нежели её предшественники, хотя и была дочерью ливонской прачки и поражённого чужебесием Петра I. Её сблизило с народом тяжелейшее, бесправное, унизительное положение, в котором она находилась во времена бироновщины. Но она не оценила важности и необходимости возвращения к старым и добрым русским православным порядкам. Как отметил Борис Башилов, «обожавшая своего отца, она не думала вернуться на путь строительства жизни в духе исконных русских традиций». Правда, и к порядкам отца она уже не могла вернуться, ибо, по словам историка С.Ф. Платонова, её окружали люди, «которые не совсем умели, хотя и хотели точно восстановить порядки Петра…».
Царствование Елизаветы Петровны не отличалось какими-либо успехами, важными переменами, и, хотя разгром Православия и издевательства над русскими людьми прекратились, всё же чужеродные порядки и правила, заложенные Петром, продолжали определять характер жизни государства.
И всё же перемены в лучшую сторону были заметны. В.Ф. Иванов в упомянутой выше книге писал: «При Елизавете Петровне началось возвышение на иерархические ступени лиц из великорусских монахов, тогда как раньше архиереи преимущественно назначались из малороссов. Первым из великороссов во время её царствования выдвинулся Дмитрий Сеченов, достигший важной митрополии – Новгородской. Выдвинулся целый ряд знаменитых проповедников. Особенную известность и славу проповедника приобрёл Гедеон Криновский. При набожной Елизавете Петровне церкви опять стали получать отобранные вотчины и угодья, получали и новые. Им было возвращено управление вотчинами… положение архиерейских домов и вотчин значительно улучшилось. Со времён Елизаветы духовенство стало мало-помалу освобождаться от прежних тяжестей и возвышаться в своих правах. Елизавета Петровна так всюду выставляла своё уважение к вере отцов, что при ней некоторые из остзейских дворянских фамилий приняли Православие…»
Протестанты присмирели, затаились, но сдавать своих позиций явно не собирались. И вот, когда на престол вступил Пётр III, все враги православия подняли головы. У них снова появились надежды на обращение России в католичество.
Вполне естественно и характер, и взгляды, и убеждения Екатерины Великой в последние годы её царствования заметно отличались от характера, взглядов и убеждений пятнадцатилетней девочки, прибывшей в Россию в 1744 году. Отличались они и от взглядов двадцатипятилетней великой княгини, ставшей матерью будущего императора Павла I.