Екатерина Великая
Шрифт:
Результатом воспитания в просвещенном ключе становилось создание «новой породы людей», свободных от пороков окружающего мира. Для этого маленьких детей следовало изолировать от воздействия тлетворной среды, в частности семьи, в закрытых учебных заведениях, где и выращивать «совершенного человека».
В основе таких воззрений Екатерины и Бецкого лежала педагогическая система английского психолога и врача Джона Локка, согласно которой ребенок рождается на свет ни плохим, ни хорошим, он напоминает чистый лист бумаги. Идея создания «новой породы людей» посредством ограждения их от воздействия внешнего мира была очень популярна в эпоху Просвещения. Исповедуя суровый метод отрыва ребенка от семьи и воспитания его с пяти-шести до восемнадцати-двадцати лет под присмотром чужих, пусть и очень просвещенных людей, Бецкой был убежден в необходимости мягкого, человечного обращения с воспитанниками. «Одно только просвещение наукой разума не делает еще доброго гражданина, — писал Бецкой, — но во многих случаях паче во вред бывает, если кто от юношеских своих лет воспитан не в добродетели». Причинами человеческих пороков он называл окружающие ребенка с детства страх, насилие, а также «безумных родителей и наставников». Основными принципами воспитания, по мысли Бецкого, должны были стать терпение и уважение к воспитанникам. «Если обходиться с ними как с рабами, то воспитаем рабов» [1036] , — писал он.
1036
Там же. С. 345.
Подобные взгляды Ивана Ивановича заставили Екатерину поручить ему воспитание собственного сына от фаворита Григория Орлова — Алексея Григорьевича Бобринского. Мальчик несколько лет жил в доме Бецкого и обучался в Сухопутном шляхетском кадетском корпусе под присмотром Ивана Ивановича. Согласно проектам Бецкого, разработанным в 60–70-е годы XVIII века, в России должна была возникнуть целая сеть закрытых учебно-воспитательных учреждений, которая включала бы низшие и средние учебные заведения для дворян («благородного сословия») — пансионы, а для лиц «третьего чина» (мещан и купцов) — воспитательные дома, педагогические, художественные, медицинские, коммерческие и театральные училища [1037] . Высшими учебными заведениями для представителей всех сословий были университет и Академия художеств. Осуществить всю программу не удалось. Но и то, что было сделано, вызывает уважение. Был преобразован Сухопутный шляхетский корпус, учреждено первое женское учебное заведение — Воспитательное общество благородных девиц в Смольном монастыре, а также коммерческие училища для мещан и воспитательные дома в Петербурге и Москве для сирот и подкидышей.
1037
Заичкин И. А., Почкаев И. Н.Екатерининские орлы. С. 227–234.
Устав Воспитательного общества при Воскресенском Смольном монастыре был подписан императрицей 5 мая 1764 года. В этом закрытом учебном заведении в течение двенадцати лет должны были воспитываться девочки благородного происхождения, но туда же сразу стали принимать и дочерей солдат и матросов, а также петербургских мещан. Через четыре года английский посланник в Петербурге лорд Чарльз Каскарт (Каткарт) писал, что И. И. Бецкой «имел любезность показать мне так называемый монастырь, где императрица воспитывает на собственный счет 250 девиц из знатных фамилий и 350 дочерей мещан и вольных крестьян. Принимают их в заведение в четырехлетием возрасте, а выходят они девятнадцати лет… Полный недостаток средств к образованию, особенно между женщинами, и множество французов низкого происхождения, сумевших сделаться необходимыми во всех семействах, вот два обстоятельства, подавших императрице эту мысль, выполняемую под ее личным наблюдением и с величайшим усердием» [1038] .
1038
Сб. РИО. 1873. Т. 12 369–371.
Программа Смольного была выдающейся для своего времени по сложности и в наборе наук мало уступала Сухопутному корпусу, где получали образование предполагаемые мужья «монастырок». Девушки изучали Закон Божий, русский, французский, немецкий и итальянской языки, арифметику, физику, историю, географию, архитектуру, геральдику, рисование, танцы, музыку, рукоделие и даже токарное ремесло. Искусства преподавали учителя из Академии художеств. Большое место было отведено сценическому мастерству, поскольку в Смольном существовал свой театр, где воспитанницы пели, танцевали, ставили трагедии и комические оперы. Недаром художник Д. Г. Левицкий, исполнявший в 1772–1776 годах по заказу Бецкого серию портретов смольнянок, изобразил большинство девушек именно в сценических амплуа. Е. И. Нелидова, А. П. Лёвшина и Н. С. Борщева танцуют, Г. И. Алымова играет на арфе, E. Н. Хрущева и E. Н. Хованская исполняют роли в комической опере итальянского композитора Кампи «Капризы любви, или Нинетта при дворе».
Заботами о Смольном монастыре Екатерина охотно делилась с Вольтером. 30 января 1772 года она писала: «Прошу советов Ваших… Вам известно, что у нас в некоторой обители ныне преподается воспитание пятидесяти девицам. Сии девицы подают о себе надежду, превосходящую наше чаяние; они преуспевают удивительным образом, так что все согласно утверждают, что сколько они соделываются любви достойными, столько же научаются полезных для общежития познаний. Их нравы отчуждены от всякого порока… В течение же двух зим заставляют их представлять трагедии и комедии… Но я должна Вам признаться, что очень немного можно найти таких театральных сочинений, которые были бы для них приличны… настоятельницы их тщатся, чтобы их не допускать представлять сочинения, способствующие к преждевременному в них возбуждению страстей. Но почти все французские театральные сочинения… наполнены слишком любовью» [1039] . Вольтер не замедлил оказать императрице услугу и прислал несколько пьес, где «любовь, можно сказать, нисколько не действует» [1040] .
1039
Переписка российской императрицы Екатерины Вторыя с господином Вольтером с 1763 по 1778 г. Ч. 1. С. 78–79.
1040
Там же. С. 90.
Иногда после обеда Екатерина оставляла все дела и отправлялась навестить воспитанниц Смольного общества благородных девиц. С одной из них — Александрой Лёвшиной — она состояла в переписке. «Черномазая Лёвушка! Я хотела садиться в карету, когда получила твое приятное письмо, и намерена была ехать прямо в монастырь тебя увидеть, — сообщала государыня. — Но, извините, великий холод меня удержал… Когда большие морозы убавятся, я приеду на целое послеобеденное время присутствовать при всех ваших различных занятиях, ежели мои то позволят».
Со своей стороны, императрица приглашала девушек к себе. Камер-фурьерский журнал запечатлел визиты смольнянок в загородные резиденции. Так, в мае 1776 года в Царском Селе регулярно бывали четыре воспитанницы Смольного — Александра Лёвшина, Глафира Алымова, Наталья Борщева и Екатерина Нелидова — все будущие фрейлины.
Смольнянки «с энтузиазмом говорили о посещениях Екатерины», нетерпеливо ждали ее. «Ах, Лёвушка! — восклицала императрица в одной записке. — …Неужели ты каждый день отмериваешь двести двадцать одну ступеньку, чтобы издали взглянуть на мой дворец, который вы не любите за то, что он так далеко разлучен с вами?» Провожая государыню, воспитанницы плакали, что несколько смущало жизнерадостную Екатерину: «Вы горюете, когда не видите меня. Вы, напротив, очень веселы, когда видите меня. Увы! погода дождливая. Путешествие в Москву печалит вас; слезы ручьем текут, и когда я видела вас в последний раз, следы их были заметны» [1041] .
1041
Письма Екатерины II девице Левшиной // Дашкова E. Р.Записки. М., 1990. С. 334.
Образ старшей подруги — женщины искушенной, светской, способной дать ответы на вопросы, волнующие молодую девушку, — не редкость ни в быту, ни в литературе того времени. Государыне вовсе не хотелось, чтобы воспитанницы росли дикарками. Ей нравилось показывать их публике, когда они посещали резиденции или выступали на сцене. В Уставе общества было записано: «Для большей привычки к честному обхождению, то есть чтобы придать девушкам приличную смелость в поведении, необходимо установить в сем обществе по праздничным и по воскресным дням собрания для приезжающих из города дам и кавалеров» [1042] . Поэтому торжества и спектакли в монастыре были открыты для благородных господ обоего пола. Императрица не обманула ожидания «пилигримок». Пять лучших воспитанниц попали ко двору, но лишь «Черномазая Лёвушка» была назначена фрейлиной к самой Екатерине, остальные — в свиту великой княгини.
1042
Петинова Е.Фрейлины ее величества. СПб., [б. г.] С. 17.
Воспитательные дома, организованные для детей «третьего чина», существенно отличались от дворянских учебных заведений. Они были предназначены для «невинных детей, которых злосчастные, а иногда и бесчеловечные матери покидают» [1043] , то есть для подкидышей, сирот и незаконнорожденных младенцев.
Следует сказать, что отношение общества в XVIII веке к детям, рожденным вне брака, а также к матерям, имеющим незаконнорожденных детей, было крайне отрицательным. Такие дети не имели права носить фамилию отца, а с их матерями окружающие обращались неуважительно и грубо. Это вызывало стремление избавиться от нежеланных младенцев, а также приводило к частой смертности подкидышей и рожениц, вынужденных скрывать свои роды и обходиться без медицинской помощи. Екатерина смотрела на дело принципиально иначе, как бы с женской точки зрения. В начале ее царствования произошел коренной перелом в отношении государства к проблеме незаконнорожденных детей. Перу Бецкого принадлежал «Генеральный план императорского воспитательного для приносимых детей дома и госпиталя для бедных родильниц в Москве». Во главе Московского воспитательного дома стоял Опекунской совет, куда входили крупные жертвователи. При доме был открыт госпиталь для женщин, вынужденных рожать тайно. Роженицы могли приходить в госпиталь в любое время дня и ночи, не называя своих имен и даже не открывая лиц.
1043
ПСЗ. T. XVI. С. 344.
В обществе, где воспитание было основано, главным образом, на наказании, осознаваемом как единственное средство воздействия на ребенка, Бецкой провозгласил новый принцип: «Единожды навсегда ввести в сей дом неподвижный закон и строго утвердить — ни откуда и ни за что не бить детей». Он внушал наставникам, что розга приводит воспитанников «в посрамление и уныние, вселяет в них подлость и мысли рабские, приучаются они лгать, а иногда и к большим обращаются порокам» [1044] .
1044
Там же. T. XVII. С. 1056.