Экипаж боцмана Рябова(Рассказы и повести)
Шрифт:
Отплывая, Володя сказал:
— «Мы должны достигнуть дели, открыть, или великое море станет нашей могилой».
Я не остался в долгу и отвечал:
— «Было бы неправильно, если бы мы вернулись обратно».
Слова из книги Нансена мы использовали бездумно, не разобравшись, что они принадлежали не Нансену, а сопровождавшим его спутникам — туземцам.
Но в этом многозначительном разговоре мы утверждались в своей мысли достигнуть цели и что-нибудь открыть.
Гребли мы легонько, потому что течение всё набирало силу, и «Фрам» шёл
— Володя, — сказал я, — пожалуй, дальше Белого моря нам не доплыть.
Я уже опять чувствовал усталость от вёсел. Шлюпка всё-таки была тяжела.
— Посмотрим, — отозвался мой приятель. — Вот откроем что-нибудь, тогда и увидим…
Левый, островной берег закончился. Мыс острова остался у нас позади, и река необъятно расширилась, словно по-богатырски расправила плечи, задышала свободно, могуче. Берега её расступились, стали далёкими, а лес и кусты на них слились в сплошные полосы. Вдали виднелся последний лесопильный завод.
Я оглянулся, чтобы прикинуть, сколько же мы проплыли от нашей Соломбалы, и вдруг заметил чуть повыше мыса небольшую избушку.
— Володя, — сказал я, — давай пристанем, передохнём. Вон избушка, она, наверное, рыбацкая. А потом уже и дальше.
— Давай, — согласился Володя.
Мы повернули своё судно и вскоре подошли к берегу, на котором стояло старенькое, крошечное строение, прокопчённое и замшелое. Поблизости горел костёр. На тагане висел большой котёл и нещадно парил. Значит, в избушке кто-то есть.
Неожиданно дверь избушки отворилась, и появился старик, на вид очень симпатичный и добрый. Доброта тихо светилась в его по-странному молодых глазах. А лицо было в морщинах и почему-то напоминало мне географическую карту. Эх, опять география, в которой мы с Володей были сильны здесь и почему-то слабы в школе.
Мы выскочили из «Фрама», честно говоря, побаиваясь.
— Гости? Прошу к нашему шалашу! Вода кипит, рыба вычищена. Сейчас уха будет.
И тут же старик высыпал в котёл гору на зависть крупных сигов и камбал.
— Дедушка! — крикнул Володя. — У нас картошка есть…
В добрых глазах старика появилось не то презрение, не то усмешка.
— Парень, да кто же уху варит с картошкой?! Это только у вас, в городу… Картоха уху только портит, рыбный дух убивает. Не-ет, настоящие рыбаки картоху к ухе на полверсты не подпустят. Ты, парень, ту картоху лучше в золе запеки. Такую и я за милую душу скушаю.
Вот тебе и открытие: уха без картошки! Не полюс, конечно,
Всю рыбу дедушка Никодим выложил на большую, чисто выскобленную доску, и мы ели поблёскивающую янтаринками сиговую уху «пустую». Ели с хлебом, деревянными, раскрашенными соловецкими ложками. Ручка у моей ложки была вырезана в виде рыбки. Может быть, из-за неё уха и показалась мне такой душистой и вкусной?.. Но Володя тоже похваливал уху, хотя у него ложка была без рыбки.
— Мы тут с сыном рыбачим, — говорил дед. — Он с утра домой поехал — сольцы да табачку привезти. Тоже уже мужик в годах. Сорок шестой с Петрова пошёл. Семья своя и изба своя. Растёт народ!
«Сорок шестой, — подумал я. — И растёт. А нам с Володей по тринадцать. Сколько ещё расти, узнавать, открывать!»
Потом мы ели рыбу, тоже такую вкусную и нежную, что язык за ней в горло лез.
И пока мы завтракали у гостеприимного деда Никодима, узнали, что «не умеючи и лапти не сплетёшь», — всему нужно учиться. Это, конечно, нам было известно и раньше, но всё-таки… И ещё дед говорил: «Не вбивай гвоздь в тонкую доску, не затупив его, — расколет. Крепкую бечёвку-стоянку можно легко разорвать, сделав из неё на ладони петлю. Не целься в человека даже из простой палки: случается — и палка стреляет».
— Это для того, чтобы не иметь вообще привычки целиться в человека, — пояснил дед Никодим. — Будешь играть с палкой, а потом и ружьё ненароком вскинешь. Станешь целиться из палки в человека — от опытного охотника и по шее можешь получить.
От деда мы узнали ещё много нового для себя. И всё это были маленькие открытия для будущего.
Поблизости от берега проплывал небольшой карбас. В нём сидел бородатый старик в зюйдвестке — под стать деду Никодиму.
Старик в карбасе приподнял зюйдвестку и поклонился в нашу сторону. Дедушка Никодим ответно приветствовал его:
— Моё почтение! Доброго здоровья!
— Кто это? — спросил я деда Никодима.
— Не ведаю, — ответил дед.
— А почему же он поздоровался? И вы…
— Так уж, обычай. Знаком не знаком, а поклониться да здоровья пожелать обязательно надобно. Порядок такой, уважение к встречному человеку.
Спустя полчаса мы поблагодарили деда Никодима за угощение, попрощались с ним и отплыли.
Володя достал подсадную утку и долго рассматривал, видимо стараясь найти ей применение.
— На старых кораблях под бушприт прилаживали вырезанную из дерева русалку, — сказал он. — А на некоторых нос украшался головой дракона. Это для устрашения врагов. А у нас судно мирное.
— И ты хочешь украсить нос «Фрама» подсадной уткой? — спросил я с усмешкой.
— А что, плохо разве?
— Да нет. Всё равно ни русалки, ни дракона у нас нету.
Не раздумывая долго, мой предприимчивый друг за минуту укрепил утку на носу нашего экспедиционного судна. И нам показалось, что от такого нововведения «Фрам-2» как-то возвеличился и даже поплыл быстрее.