Экипаж «черного тюльпана»
Шрифт:
— Нет, мне ваш механик сказал: «Командир когда глаз направит — посадка получается».
Аня появилась в кабине на высоте восьми тысяч метров с двумя фужерами коньяка и дымящимся кофе на подносе. Мы с Юрой взяли кофе, переглянулись и засмеялись. Анна растерянно моргала глазами.
— И куда же фужеры делись? Механик знал, что с ними делать?
— Да, он сказал: «Не пропадать же!»
Только сейчас медсестра, мечтавшая стать стюардессой, поняла, что ее разыграли. Она покраснела и пролепетала: «Командир, ты не ругай Игоря, теперь получится, что я подставила его…»
— Не волнуйся, — успокоил я девушку, — ничего страшного не произошло — стандартный ход «Е-2 — Е-4». Я их за сутки достаю десятки раз, им же такая возможность предоставляется реже…
Шутки шуточками, но один раз два моих «корешка» достали меня до печени… В Шинданте подошла ко мне девица с сумками, ей позарез нужно было в Кабул, хотя в списках, утвержденных начальником штаба, ее не было.
Уже в который раз я объяснял ей существующий порядок, и, кажется, она отстала, но потом я увидел, как она внимательно выслушивает Игоря и Веню…
Еще раз мне пришлось убедиться в том, что женщина носит в себе для мужчин один сокровенный смысл, и война, как ничто другое, срывает покровы и ломает все, чем в обычной, мирной жизни женщина прикрыта. Есть два варианта — или избежать трудностей, предлагая себя мужикам за льготы, или тянуть лямку, маяться, как все, раз и навсегда обрубив домогательства сильной половины, как это сделала Аня. Но Анна имеет на вооружении свою внешность. Она иногда достигает большего одной улыбкой.
Пассажирка-неудачница откровенно предлагала себя возле самолета… Украинка, видимо из деревни, с сильным акцентом и трогательной непосредственностью в глазах и без тени смущения: «Та, товарищ командир, та я ж на все согласная…» А метрах в пятнадцати от себя я видел две плутоватые рожи, корчившиеся от смеха. Ну кто, как не они, могли надоумить эту простоватую душу?..
— Да перестаньте вы, в самом деле. Черт бы вас подрал с вашим Кабулом! — заорал я. — Почему ваш начальник штаба не соизволил внести вас в списки?
— Та откуда ж я знаю? Пока я доберусь до этого начальника, вы улетите. А у меня отпуск сегодня начался…
Девицу я забрал под личную ответственность. В Кабуле мы устроили ее на транспортник, который летел в Союз. Думаю, что она добралась домой благополучно.
Но Веньке с Игорем я чертей навешал.
— А чего ты, командир, расстроился? — успокаивал меня Веня. — Как-то две у нас сидят в самолете, разговаривают, громко, не стесняются… Одна спрашивает: «За сколько дубленку покупала?» Вторая отвечает: «Хороший знакомый подарил. Фик-фик — и дубленка».
Таких шустрых здесь называли «чекистками», говорят, что некоторые из них зарабатывали прилично, уезжали в Союз, покупали дома, машины…
— О чем думаешь, командир? — Аня знакомилась с инструкцией и теперь захлопнула ее. Неужели ей интересна эта проза?
— О том, как людей приспосабливает жизнь, как странно они могут решать проблему выживания… У летчиков есть даже специальный предмет, который называется «Выживание». Например, в глухой тайге или пустыне — тут целая наука.
— А вот я не хочу выживать. Я хочу просто жить. Верь или не верь, но если бы я не была здесь — то так и не узнала бы ничего о жизни…
— Мне кажется, что это я понял, как только увидел тебя.
— Когда, в самолете?
— Я видел тебя раньше…
Цирковое представление окончилось только после того, как последняя машина из кортежа Кармаля исчезла из поля нашего зрения. Генсек опять сказал «спасибо» по-русски, сунул на прощание свою птичью лапку и скрылся в машине вместе с худенькой женщиной, членом НДПА, однажды прикрывшей Бабрака своим телом. Чем там было прикрывать? Говорят, из нее извлекли две пули…
Какая притягательная сила скрывается в этом маленьком человеке, сумевшем увлечь за собой часть афганского народа?
Кармаль отказался от коньяка, но несколько рюмочек русской водки, пока мы летели, выпил.
Сафонов бегал возле самолета в состоянии радостного возбуждения. Все окончилось благополучно.
Подошел к нам. «Командир, все отлично, молодцы. Дайте, я вас фотоаппаратом по морде щелкну», — лихо шутил он.
Мы собрались возле крыла, он «щелкнул» нас и исчез в «газике».
Нам оставалось зарулить на свою стоянку, вымыться в душе, и можно было допивать коньяк и водку — остатки с барского стола.
Что же произошло на командном пункте, почему подготовка к ответственному вылету была превращена в цирковое представление?
Оказывается, план полета на Хост — не ошибка, а дезинформация для противника, выдуманная каким-то дальновидным умом. Оповестить же командира полка должен был накануне вылета офицер, по какой-то причине так и не доехавший до аэродрома…
Вечером в коридоре модуля мы столкнулись с Володей Дружковым.
— Пойдем, Дрозд ко мне, по пятнадцать капель, за наш день рождения…
— Какой день рождения?
— Забыл? А я помню.
Мы сели за их дощатый стол, и я заметил, что Вовка, как мы выражались, уже солидно «принял на грудь». Он наклонился к моему уху и стал по секрету сообщать, что его «пасут» в Джелалабаде и что, в конце концов, обязательно там завалят. Об этом он повторял мне уже в который раз, и я подумал, что это — его конек. Каждый садится на свою «лошадь», когда переберет. Я постарался перевести разговор на другую тему и сказал ему, что я больше не шеф-пилот…
— Как? — удивился Володя. — Да у тебя на лице написано: шеф, значит, быть тебе им всю жизнь.
— Как видишь… Чем-то не пришелся командарму. Прошлый раз в Ташкенте опоздали, приехали в Тузель уже после него. Большаков заставил написать объяснительную. Теперь я на «двадцатке», на «грузовике».
— А кто на «пятерке»?
— Ахметшин Шамиль… достойный хлопец.
— Достойный?
— А как же!
— А что он может?
— Молитву может читать мусульманскую: «Бесмиляр рахман-рахим…»