Экипаж
Шрифт:
Один из сидящих за столом сейчас же отозвался:
— Рейсом Баку — Ашхабад идёт «Ил-18». Может, его?
В кабине Тимченко слушал сообщение Москвы:
— «Ил-18», следовавший рейсом Баку — Ашхабад, получил указание изменить курс, пристроиться к вам с хвоста и произвести осмотр повреждений…
Опять прибежала Тамара.
— Андрей Васильевич, пассажиры волнуются: некоторым дышать трудно… Что мне делать?
— Что делать? — задумчиво сказал Тимченко. — Сделай вот что. Принеси-ка нам, Тамарочка, кофейку.
— Что? —
— Кофейку, кофейку… И вообще, поменьше волнуйся. Не бегай по салонам, а ходи спокойно… Мы снижаемся, дышать станет легче… И распорядись, чтоб достали чемоданы из багажного: пусть оденутся потеплее.
…Через вскрытый Игорем второй люк бортпроводник и двое строителей выгружали из багажного отделения чемоданы. Их раскрывали тут же, в проходе, и пассажиры одевались кто во что. Особо теплых вещей ни у кого не было: летели из южной страны.
…Когда появился «Ил-18», было уже совсем темно. Пристроившись в хвост самолету Тимченко, «Ил» зажег посадочные фары и сообщил по радио результаты осмотра:
— «Ту-154», вы меня слышите?.. Вижу вас хорошо. Руль высоты внешних повреждений не имеет, но в носовой его части виден какой-то посторонний предмет… На воздухозаборнике среднего двигателя вижу вмятину… Под ним, в верхней части фюзеляжа, трещина длиной около метра и загнут лист обшивки — встречным потоком.
— Спасибо, — поблагодарил Тимченко и повернулся к своим. — Ну, мастера, слышали?.. Что делать будем?
Наступила пауза. Все выжидательно смотрели на Скворцова. Помедлив, он сказал:
— С такими повреждениями мы далеко не улетим. А сесть без руля высоты не можем… Поэтому предлагаю: прорубить гермошпангоут, выйти в хвостовой отсек и проникнуть в канал воздухозаборника. Через него добраться до трещины и попробовать вернуть на место задравшуюся обшивку. Это должно приостановить развитие трещины… Задача рискованная, но, считаю, выполнимая.
Скворцов говорил громко, сухими четкими формулировками — будто сдавал экзамен нелюбимому преподавателю.
— Наконец, самое для нас важное и самое трудное — обследовать руль высоты и попытаться устранить неисправность… Этим займусь после трещины…
Тимченко задумался. Потом, приняв, видимо, решение, спросил все же Ненарокова:
— Твое мнение?
Ненароков тоже помолчал, прежде чем ответить:
— Теоретически возможно. Практически, по-моему, никто этого никогда не делал… Но у нас, Андрей Васильевич, другого выхода нет. Надо пробовать.
Тимченко удовлетворенно кивнул.
— Согласен. Попробуй, Валя…
Скворцов просто задохнулся от злости.
— Почему он?! Это моя идея, и, в конце концов, это мои обязанности. Я инженер!..
— Приступай, Валентин, — спокойно повторил Тимченко.
Чтобы Ненарокову выйти из кабины, Игорь должен был отодвинуться вместе с креслом. Но он этого не сделал, не тронулся с места.
— Андрей Васильевич! Его сдует — вы будете отвечать! — Игорь выкрикивал все, что ему диктовала обида. — Он не знает как. А я знаю! И я должен!.. Андрей Васильевич, я буду жаловаться. Вы из-за личных счетов…
— Ты где находишься? Ты с кем разговариваешь? — Тимченко был из тех людей, которые, не повышая голоса, умеют придать ему такой напор, что устоять трудно. Не устоял и Скворцов. Он откатился в кресле, пропуская Валентина. А Тимченко продолжал:
— Да, Ненароков мне больше нравится. У него больше опыта, больше хладнокровия. Он и будет выполнять. А ты пойдешь с ним — помогать ему снизу.
Скворцов и Ненароков рубили заднюю стену туалета пожарными топориками. Заглянувший в дверь пассажир смотрел с тревогой и удивлением, как на месте зеркала возникает безобразная дыра.
…Тамара ходила по салону, обаятельно улыбалась и спрашивала по-русски и по-английски:
— Уважаемые пассажиры! Не найдется ли у кого-нибудь лишний свитер, теплая куртка. Очень нужно для экипажа.
Кто-то неохотно расстался с теплой кофтой (в салоне было одиннадцать градусов), кто-то отдал пончо:
— Не знаю, подойдет ли…
А рослая блондинка, наверно норвежка, сняла и отдала Тамаре надетый поверх костюма красный спортивный комбинезон:
— Вилл ит ду?
В Министерстве гражданской авиации хозяин просторного кабинета и все, кого он вызвал к себе, слушали теперь лысоватого инженера в очках. Повесив рядом с картой схему самолета «Ту-154», инженер рассказывал и для ясности помечал фломастером полученные самолетом повреждения, а также путь, который предстояло проделать Ненарокову…
— Они хотят пройти вот здесь… Подняться сюда и добраться до трещины… И попробуют залатать.
— Садиться им надо, а не фокусы показывать! — сказал, повернувшись к хозяину кабинета, импозантный седой мужчина. — Садиться, и чем скорей…
Инженер сердито блеснул очками.
— Да не могут они сесть! У них руль еле-еле ходит!.. В воздухе им и половины руля хватит. Но при подходе к земле, при посадке надо иметь полный ход штурвала. Это ребенку понятно!..
Хозяин кабинета поморщился: не стоило инженеру разговаривать в таком тоне.
— Рискованное дело, рискованное, — дипломатично сказал хозяин. — Но раз Тимченко принял решение, видимо, другого выхода нет.
Он нагнулся к селектору.
— Дополнительно запросите состояние раненых. Не нужна ли медицинская консультация…
Раздевшись до трусов, Валентин торопливо облачался во все теплое, что добыла Тамара: шерстяное белье, тренировочный костюм, свитер, пончо и красный женский комбинезон. Вид у него был довольно смешной, но Тамара — здесь, где ее не видели пассажиры, — не улыбалась. Она знала, что предстоит Ненарокову. А тот посмеивался: