Экономическая политика правительства Екатерины II во второй половине XVIII в. Идеи и практика
Шрифт:
С установлением режима вольной (в понимании Воронцова) русско-персидской торговли связывался и приток в Астрахань жителей из соседних государств, особенно если «…астраханскому мещанству и купечеству дадутся надлежащия вольности и выгоды, которыя бы побудить могли к выходу из чужих краев армян, персиян и других народов для поселения в Астрахань». Вслед за Д. В. Волковым он считал необходимым использовать «нынешния замешательства, произходящия в Персии», которые «немало споспешествовать будут к достижению сего преполезнаго желания» [97] . И тут же вновь счел необходимым вернуться к теме привилегий Персидской компании, назвав их совершенно бесполезными на том основании, «…что одним богатым мещанином [98] не только целое государство, но ниже один город не обогащается. Особливо в таком случаи, когда средства, служащия к обогащению одного, другим ево согражданам бедность и отягощение приносят» [99] .
97
РГАДА. Ф. 248. Оп. 40. Д. 2985. Л. 1160.
98
Имелся в виду глава Персидской компании Манвель Исаханов, записанный в мещанство Петербурга.
99
РГАДА.
О необходимости «исправлять» вольный торг исключительно силами купцов и мещан Р. И. Воронцов, как ни в чем не бывало, продолжил говорить и тогда, когда речь зашла о развитии торговли с Хивой и Бухарой «по левую сторону Каспийского моря», не пересекая границы интересов Персидской компании. Он говорил это так, как будто не существовало его собственной Среднеазиатской компании (официально она называлась «Торгующей в Хиву и Бухару компанией», образованной по указу Сената 30 марта 1760 г. и получившей монополию на торговлю по левому берегу Каспия до границ с Персией [100] ). Словно заметив свою оплошность, он тут же как глава компании заявил о готовности поступиться ее интересами. Такой прием понадобился для того, чтобы перейти к обоснованию наличия истинных прав на обладание исключительными привилегиями. Однако здесь Воронцов во многом откровенно лукавил. И когда приписывал своей компании право первенства на открытие торгового пути в Среднюю Азию через Хиву и Бухару (на самом деле, он существовал уже со второй половины XVI в.). И когда представлялся противником всяческих привилегий, но при этом продолжал отстаивать монопольное право на торговлю хотя бы двумя видами товаров и перевозку торговых грузов других купцов на судах его компании [101] .
100
ПСЗ. Т. XV. № 11046; РГАДА. Ф. 248. Оп. 40. Д. 2985. Л. 837–839.
101
РГАДА. Ф. 248. Оп. 40. Д. 2985. Л. 1164–1164 об.
Верный себе, Воронцов на тех же основаниях (то есть при условии сохранения монополии на торговлю только двумя определенными товарами) предлагал продлить существование и Темерниковской компании, учрежденной указом Сената от 24 февраля 1757 г. для торговли с Турцией (ее официальное название – «Российская в Константинополь торгующая коммерческая компания») [102] . Поэтому последовательность, с которой он отстаивал существование всех трех привилегированных компаний, возможно, объясняется стремлением вывести из-под удара собственную. Об этом откровенно обмолвился и сам Воронцов, чтобы упредить возможные подозрения в свой адрес. В таком случае возникает вопрос об искренности его риторики насчет преимуществ экономических свобод.
102
ПСЗ. Т. XIV. № 10694.
Все же, думается, Воронцов особо не кривил душой, высказываясь одновременно и за свободу торговли, и за сохранение в сильно урезанном виде некоторых привилегий компаний-монополий. Едва ли можно полностью согласиться с А. И. Юхтом, считавшим личную заинтересованность сановного вельможи единственным мотивом выдвинутого им компромиссного варианта [103] . Вряд ли Воронцов как автор самого развернутого сочинения (кстати, до сих пор не опубликованного) на злободневные экономические темы стал бы пускаться в пространные рассуждения исходя лишь из собственных корыстных интересов в предчувствии скорой ликвидации всех компаний-монополий. Тем более в июне 1761 г., за полгода до кончины Елизаветы Петровны, когда влияние Воронцовых и при дворе, и в Сенате значительно усилилось. Конечно, упоминавшееся выше решение Конференции при высочайшем дворе от 5 января 1761 г. не могло не насторожить Р. И. Воронцова. Тем не менее сомнительно, чтобы при жизни императрицы он мог ожидать скорого наступления на монополии, включая собственную компанию.
103
Юхт А. И. Указ. соч. С. 123–124; нельзя согласиться и с другим попутно сделанным замечанием автора относительно неприемлемости для Р. И. Воронцова одних лишь купеческих компаний-монополий. В своей записке он нигде ни прямо, ни косвенно не высказывался за существование дворянских прав на монополии.
В гораздо большей степени Воронцовым двигали государственные, а не личные интересы. Руководствуясь первыми, он не мог не замечать наносимого торговле и промышленности страны ущерба действиями владельцев отдельных монополий и привилегированных предприятий, и потому выступил принципиальным противником привилегий. Вместе с тем он продолжал находиться в плену представлений об успехах крупнейших западноевропейских торговых компаний, принявших активное участие в захвате колоний. Безусловно, прав С. М. Троицкий, заметивший: «На усиление интереса Воронцова и других прожектеров к расширению восточной торговли несомненно оказали большое влияние проникавшие в Россию из Европы сведения о захвате Англией, Францией, Голландией и Испанией заморских колоний, приносивших им баснословные прибыли» [104] . Отсюда проистекало стремление позаимствовать опыт европейских стран, сочетавших прямую военную экспансию народов других континентов с развитием торговых связей с ними посредством крупных компаний, пользовавшихся государственной поддержкой, в том числе в форме отдельных привилегий. Поэтому и Воронцов оказался восприимчив к подобному опыту, считая уместным рекомендовать его правительству. По его мнению, под прикрытием направлявшихся на территорию среднеазиатских государств торговых караванов следовало действовать «к покорению под Российскую державу» обитавших там народов. С этой целью он советовал развивать исключительно дружеские отношения с местным населением, постепенно добиваясь разрешений на строительство складских амбаров, затем отдельных укрепленных поселений, «…дабы можно было со временем под видом купцов привозить туда небольшия гарнизоны» [105] .
104
Троицкий С. М. Указ. соч. С. 87.
105
РГАДА. Ф. 248. Оп. 40. Д. 2985. Л. 1165–1165 об.
Такие рекомендации дали основание С. М. Троицкому отнести Воронцова к лагерю «наиболее реакционных идеологов абсолютной монархии», стремившихся расширить категорию эксплуатируемого населения за счет соседних народов и развития «колониальной» торговли с ними [106] . Наверное, руководствуясь сугубо классовым подходом, к тому же в его наиболее упрощенной форме, и можно было предъявлять Воронцову и ему подобным столь строгие претензии морально-этического свойства. Однако при этом в расчет совершенно не принимались действовавшие при жизни Воронцова нормы морали, которые отнюдь не запрещали, а, напротив, подталкивали к вынашиванию подобных «экспансионистских» замыслов. Для государственных деятелей своего времени типа Воронцова в планах по увеличению числа подданных российской короны не было ничего зазорного. К тому же в них не просматривается отчетливо выраженной агрессивной составляющей.
106
Троицкий С. М. Указ. соч. С. 87–88.
С позиций «государственника», приверженца идеи общего блага, Воронцов выступил против ущемления прав астраханского мещанства и купечества на рыбные промыслы: «Не можно почти без жалости представить нынешняго состояния астраханских жителей, особливо сравнивая оное с тем, в каком оные пред сим незадолго находились, ибо сколько прежде данными им вольностьми и рыбными промыслами они довольствовались, столько напротив того теперь отнятием прежних привилегий низвержены в прекрайнюю бедность, так что не только они не в состоянии производить прежних своих промыслов, но и податей казенных платить чем не имеют», – заключил он. Однако Воронцов руководствовался не только эмоциями, но подкреплял их экономическими расчетами. После того как рыбные промыслы были изъяты из ведения магистрата Астрахани и перешли в содержание казны, а та в свою очередь отдала их на откуп частным рыбопромышленникам, кривая объемов добываемой рыбы пошла резко вниз. Незамедлительно произошло повышение цен на рыбу внутри России, а также на рыбий клей – весьма важную экспортную статью (он преимущественно отправлялся в Англию). Следствием стало уменьшение потребления рыбы, а вместе с ним и соли. В результате, по приблизительным расчетам Воронцова, доходы казны не увеличились, а, напротив, сократились из-за уменьшения окладных сборов за рыбные промыслы и соляных сборов. Кроме того, особую тревогу вызвала вполне реальная перспектива полной утраты доходов от экспорта рыбьего клея. Как стало известно из английских газет, правительство Великобритании обещало крупную награду изобретателю состава, не уступающего по своим свойствам закупаемому в России рыбьему клею.
Однако доходы казны, по мнению Воронцова, вовсе не являются определяющим критерием благополучия и богатства. Здесь он, по существу, смыкается в своих рассуждениях с Д. В. Волковым, формулируя один из своих главных постулатов: «Государство то всегда богато, котораго жители богаты, и которые в случаи надобности, какие бы ни возложены на них подати, заплатить бы могли без отягощения. В обогащении народа состоит государственное богатство». Отсюда проистекал и общий практический вывод: «Почему кажется полезнее казне претерпеть в десяти тысячах рублях убыток, нежели десять тысяч семей раззорить до основания, так что оные в случаи нужды не в состоянии будут помочь государству ни сами собою, ни деньгами» [107] . Более частные рекомендации предусматривали уничтожение рыбных откупов и возвращение их в ведение магистратов, причем не только в Астрахани, но и во всех других местах, где существовала или могла возникнуть подобная практика; снижение цен на добываемую в близлежащих от Астрахани озерах соль; установление твердых внутренних (не выше 7 руб. пуд) и экспортных (не выше 12–15 руб. пуд) цен на рыбий клей.
107
РГАДА. Ф. 248. Оп. 40. Д. 2985. Л. 1168–1168 об.
Таково мнение Р. И. Воронцова, якобы одного из наиболее реакционных идеологов абсолютизма середины XVIII в. по определению С. М. Троицкого. Мнение, почти во всем совпадающее с взглядами Д. В. Волкова, выразителя либеральных настроений в дворянско-аристократической среде.
Расхождения же между ними, пожалуй, наиболее отчетливо выражены лишь по вопросу о роли и месте государства в экономической жизни (вернее, казны, поскольку тот и другой намеренно избегали ставить знак равенства между казной и государством). Правда, если Волков давал однозначно негативную оценку казенно-государственному участию, то Воронцов хотя и не определил внятно своего отношения, но, судя по отдельным высказываниям, явно склонялся к сохранению за казной доминирующих позиций. Так, затронув вопрос о необходимости открыть дорогу экспорту русского железа и стали «… как в Персию, так и в другие земли, окружающия Каспийское море…», он счел необходимым, «…чтобы оные выпускаемы были только на казенной щет и из казенной суммы…» [108] . Кроме того, целесообразным признавалось установление контроля за ценами со стороны казны.
108
РГАДА. Ф. 248. Оп. 40. Д. 2985. Л. 1169.
В заключение хочется обратить внимание на следующее. Эпизод с возникновением во второй половине 1750-х гг. трех российских внешне торговых компаний, наделенных монопольными правами, можно счесть в известной мере случайным. В том смысле, что он не соответствовал логике экономического развития страны последних лет. И сама деятельность этих компаний, как и ее практические результаты, вскоре это наглядно продемонстрировали.
Ничем не обоснованное предоставление торговых преимуществ узкой группе лиц и не могло привести к иным последствиям. В условиях неуклонного численного роста и влияния торгово-предпринимательской прослойки, особенно в городах, наносимый ей ущерб неминуемо затрагивал жизненно важные интересы многочисленного посадского населения. В крупном пограничном форпосте, каким являлась Астрахань, по первой ревизии в посад было записано 1660 душ муж. п., по второй – 1891 [109] . При этом наблюдался процесс пополнения посада за счет выходцев из соседних государств, особенно Армении. Тому способствовало русское правительство, всячески поощрявшее переселение иностранцев и принятие ими российского подданства путем предоставления различных гарантий и льгот. В результате к концу 1740-х гг. на территории Астрахани существовало несколько достаточно крупных и устойчивых колоний-поселений. Самая крупная, армянская, насчитывала 776 душ муж. п., Бухарская слобода – 469, Гилянская – 178, Агрыжанская – 109, Индийская община – 76 [110] . Не менее четверти жителей в каждой из них занимались торговлей, а в индийской общине – почти все. Среди армян, приток которых в Астрахань особенно активизировался после 1735 г., численность участников торговых операций к 1750 г. увеличилась в 4,5 раза, а объем торговых оборотов вырос почти в 12 раз [111] .
109
Юхт А. И. Торговля с восточными странами и внутренний рынок России. С. 55.
110
Его же. Русско-восточная торговля в XVII–XVIII вв. и участие в ней индийского купечества // История СССР. 1978. № 6. С. 47.
111
Его же. Торговля с восточными странами и внутренний рынок России. С. 62–63.