Экономическая политика правительства Екатерины II во второй половине XVIII в. Идеи и практика
Шрифт:
Подобное разграничение Д. В. Волков позволил в своем письме дважды. Первый раз, когда поднял вопрос о важности отстаивания принципа активного внешнеторгового баланса: «Что продолжающаяся война весьма истощила не казну, но государство деньгами, то всем известно. Сколько ж (уповаю я) и сие неоспоримо, что возвращения оных в государство не учинится и при долговременном мире, буде баланс коммерции не станет оставаться в нашу сторону, а особливо что роскошь и страсть ко всем чужим новостям несказанно возрастает» [85] .
85
Архив князя Воронцова. Кн. 24. С. 118.
Что касается заботы о поддержании активного торгового баланса, то здесь Волков не оригинален. Это положение давно стало едва ли не общим местом в рассуждениях сторонников меркантилизма на экономические темы, причем, что немаловажно, было воспринято властью не только в качестве важного теоретического постулата, но и руководства к действию. Тем не менее, казалось бы, логично вытекавшее из него «объявление войны» так называемой «роскоши» ко времени написания письма еще не воспринималось всеми публицистами однозначно как необходимая мера противодействия растущему импорту дорогих предметов личного потребления. Однако по мере увеличения ввоза в страну товаров из данного
Как выразитель либеральных взглядов Д. В. Волков не упустил возможности высказать свое скептическое отношение к «казенному торгу», хотя и коснулся данного вопроса вскользь, тезисно. Не прибегая к доказательствам, он лишь сослался на имевшийся прошлый опыт (или «искусство», по его выражению), которое «…нам доказало, что всякой торг в казенном содержании упадает…» [86] . Исходя из своих представлений, он настаивал на скорейшем принятии решения о беспошлинном отпуске хлеба за границу и на передаче его в исключительное ведение городов при условии создания каждым городом необходимых запасов хлеба. Таким образом, сосредоточение экспортной хлебной торговли в городах представлялось наилучшей альтернативой «казенному торгу». Тем самым города получали своего рода торговую привилегию.
86
Архив князя Воронцова. Кн. 24. С. 119.
Вопрос о привилегиях – наиболее сложный и, на первый взгляд, непоследовательно изложенный Волковым. С одной стороны, он решительно выступил против монополии Персидской компании, а значит, и против ее исключительных привилегий в торговле (следует заметить, он ни разу не употребил слово «монополия», но его высказывания на этот счет предельно ясны). А с другой – вполне допускал существование привилегий несколько иного рода и не противился им. Так, он предложил «снабдить привилегиею» Василия Макарова [87] , пытавшегося получить шелк с переданных ему казной шелковичных деревьев, произраставших на землях между Астраханью и Кизляром. Посредством этой меры Волков надеялся переманить туда «лучших людей» из Персии без каких-либо казенных затрат [88] . В другом фрагменте письма, как уже отмечалось выше, он предлагал сделать астраханский порт на несколько лет «совсем вольным», а прилегающим к Астрахани землям дать привилегии, освобождающие прибывающих туда иностранцев от всех налогов.
87
Источники довольно часто именуют его Василием Макаровым сыном Хастатовым. Он являлся достаточно известным и крупным предпринимателем в торговле и промышленности, возглавлял Темерниковскую компанию, владел шелкоткацкой мануфактурой в Москве. Едва ли Волков мог не знать его полного имени, но в письме предпочел использовать укороченный вариант.
88
Архив князя Воронцова. Кн. 24. С. 122–123.
Такого рода привилегии, отстаиваемые Волковым, практически не ущемляли посторонние интересы, искусственно не устраняли конкуренцию, а, напротив, стимулировали развитие того или иного хозяйственного начинания. К тому же речь шла не о долгосрочных, а об ограниченных по срокам действия преимуществах.
Вместе с тем нарушавшие чью-либо хозяйственную свободу привилегии Волков без колебаний отвергал и осуждал. Он высказался против существования привилегий петербургской Красносельской ситценабивной мануфактуры и некоторых сахарных фабрик, на этот раз подробно обосновав свои критерии: «Обыкновенно полезны государству бывают те [фабрики], где много людей кормится и где свои продукты в дело употребляются. Не имеем мы своего шелку, но над ним много людей работают, а сверх того имеем надежду и свой шелк получить. Напротиву того, ситцевая фабрика употребляет в дело одну красносельскую воду и, лишая многих подданных промыслу печатания холстов, вводит только в государство безпошлинно иностранные товары. О сахарных фабриках тож ничего лучше сказать нельзя; ибо, конечно, ни сахарнаго песку, ни ситцевых полотен у нас в государстве нет. Я потому смело говорю, что сии лишния фабрики или без всяких церемоний уничтожить, или пространныя их привилегии весьма сократить надобно» [89] . Столь ясное и принципиальное высказывание конференц-секретаря, заслуживающее воспроизведения без сокращений, перекочевало в текст указа от 28 марта 1762 г. минуя значительные редакционные поправки. В указе, правда, усилены саркастические нотки в отношении «лишних фабрик» и опущен заключительный вывод о необходимости их ликвидации.
89
Архив князя Воронцова. Кн. 24. С. 125.
В литературе высказывалось мнение о тяготении Д. В. Волкова к «партии» П. И. Шувалова, отстаивавшей идеи свободы торговли и расширения прав купечества. Отмечалась также его идейная близость с А. И. Глебовым, едва ли не главным идеологом верховной власти в период правления Петра III. Глебову, в частности, приписывалось авторство указа от 28 марта 1762 г. [90] Кстати, при воцарении Екатерины II Волков предпочел дистанцироваться от Глебова. Другая влиятельная дворянская группировка ассоциируется с именами канцлера Михаила Илларионовича Воронцова и его брата Романа Илларионовича, особенно последнего. Она известна своим стремлением оттеснить купечество на задний план, лишить его всех экономических прав, принудив передать дворянам торговые и промышленные предприятия.
90
Рубинштейн Н. Л. Уложенная комиссия 1754–1760 гг. и ее проект нового уложения «О состоянии подданных вообще» // Исторические записки. Т. 38. М., 1951. С. 218–219, 239.
Если следовать подобной схеме, идейная направленность выразителей разных настроений во многом определялась их принадлежностью к той или иной группировке. Так, например, Д. В. Волков на основании одного лишь неоднократно цитированного выше письма И. Г. Чернышеву изображен сторонником «…максимального развития купеческого торга и купеческого промышленного предпринимательства» [91] . Скорее всего, данное утверждение вполне справедливо. Однако, выдвигая его, нельзя целиком полагаться на один лишь указанный источник. Сам Волков в своем письме всячески избегал разговоров на тему о сословных преимуществах. Лишь один раз он мимоходом коснулся ее в связи с высказанным предложением, касавшимся передачи всей торговли хлебом исключительно одним городам, заметив при этом: «…Всемерно надобно, чтоб дворянство ни прямо за море хлеба не отпускало, ниже иностранным купцам продавать могло. Я истинно от всего сердца дворянство почитаю и хочу ему всякаго добра, но я добром дворянским не почитаю, когда б мы сделались купцами, а купцы наши должности исправляли» [92] . В данном случае он лишь продемонстрировал приверженность четкому разграничению и соблюдению прав каждого сословия. В будущем Екатерина II станет последовательно отстаивать эту позицию.
91
Архив князя Воронцова. Кн. 24. С. 239.
92
Архив князя Воронцова. Кн. 24. С. 124.
Поскольку речь зашла о существовании некоего идейного противостояния двух дворянских группировок, необходимо рассмотреть мнение другой стороны по вопросу об экономической свободе, монополиях и привилегиях. В наиболее развернутом виде его представил Р. И. Воронцов. Поводом к написанию «Предложения», поданного Воронцовым в Сенат 21 июня 1761 г., послужило рассмотрение в Сенате итогов деятельности все той же Персидской компании, в котором Воронцов принимал непосредственное участие (по этой причине документ включен в дело «О персидском торге»). Однако его содержание вышло далеко за рамки одной названной темы.
Воронцов предваряет свое пространное сочинение торжественным вступлением сродни исполненной в прозаической форме возвышенной оде, на все лады прославляющей коммерцию, и при этом не забывает по заведенному обычаю отметить особые заслуги Петра I в отеческой заботе о ней. Приступая непосредственно к анализу причин неудачи Персидской компании, он с самого начала задает своему рассуждению спокойный, выдержанный тон, присущий академическому сочинению и лишенный колкостей и саркастических насмешек в духе Д. В. Волкова. В его позиции проглядывают общие черты с высказываниями астраханского губернатора В. В. Неронова (если не принимать в расчет плохо скрываемое раздражение последнего действиями Персидской компании), когда в качестве основных причин назывались недостаточность капиталов директоров компании, отсутствие у них опыта торговли с Персией, их несговорчивость между собой («…вместо нужнаго в компании единодушия столько между собою несогласны, что они друг друга обманывая и один другому делая убыток, кажется, будто они сами обещались привести в упадок свою компанию» [93] ), неискренность в отношениях с правительством. Воронцов также отмечал ошибку правительства, наделившего компанию неподобающими и незаслуженными привилегиями, не настояв при этом на включении в контракт обязательного условия о немедленном прекращении срока действия привилегий в случае невыполнения компанией обязательств по увеличению торговых оборотов с Персией. (Здесь уместно задаться вопросом, почему сам Воронцов, участвуя в сенатских обсуждениях кондиций компанейщиков, говорит о допущенной ошибке как-то отстраненно, издалека, не ощущая собственной ответственности?) Зато он не без удовольствия (и, возможно, скрытого умысла) пускается в назидательные разъяснения относительно полезного опыта иностранных держав – Португалии, Англии, Голландии. Там, по его уверению, привилегий удостаиваются только те компании, «…которые сами собою, на собственных своих судах и на собственной свой кошт и страх наемными людьми заведут с какою-нибудь страною новое купечество или откроют путь в какое-нибудь место или землю, до того времяни земляками их не знаемую, и первые заведут с жителями оной незнаемой земли коммерцию. Но и то не навсегда, но на некоторое время, и притом без малейшаго государственнаго убытку и отягощения народнаго, а по окончании срочнаго времени позволяют туда торговать и другим, кто только пожелает» [94] . Такой порядок представлялся Воронцову наиболее справедливым и приемлемым. «Персидский торг», таким образом, никак не соответствовал названным критериям. «Итак, не знаю, для какой пользы четыре человека предпочтены купечеству целыя Российския империи, и для чего дозволено обогащаться четырем человекам с обидою всех купцов, с повреждением коммерции и с уменьшением государственных доходов?» [95] – задается он вполне риторическим вопросом. По мнению Воронцова, во избежание еще большего ущерба, наносимого одним существованием Персидской компании, следовало бы ее немедленно уничтожить и объявить неограниченную свободу торговли на персидском направлении. Однако по не названным им и скорее всего надуманным соображениям такая мера якобы могла и вовсе пресечь весь торг, а также нанести «великую обиду» владельцам компании, употребившим некоторый капитал на починку старых и строительство новых судов. Поэтому предлагался компромиссный вариант: сохранить компанию, оставив за ней право на исключительную торговлю только двумя видами товаров, а остальные позволить вывозить в Персию «всем российским купцам и всем кто пожелает невозбранно».
93
РГАДА. Ф. 248. Оп. 40. Д. 2985. Л. 1151.
94
РГАДА. Ф. 248. Оп. 40. Д. 2985. Л. 1155.
95
РГАДА. Ф. 248. Оп. 40. Д. 2985. Л. 1155.
Не довольствуясь сказанным, Воронцов тщательно проработал немало деталей по организации персидской торговли, во многом опираясь и на известный ему опыт зарубежных компаний. Предлагаемые им меры направлены на помощь исключительно российскому купечеству. В этом отношении он не дал повода заподозрить себя в неискренности, имея в виду одновременное вынашивание планов по вовлечению российского дворянства в восточную торговлю, как и вообще более активное участие «первенствующего» сословия в экономической жизни. Во всяком случае, в записке Р. И. Воронцова нельзя найти следов, указывающих на ее связь с выдвинутой воронцовской партией в самом конце правления Елизаветы Петровны продворянской экономической программой, которую сам Воронцов, по мнению Н. Л. Рубинштейна, якобы продолжал отстаивать и при воцарении Екатерины II [96] .
96
Об этой программе, увязывая ее появление с разработкой Манифеста о вольности дворянской во время работы елизаветинской Уложенной комиссии, писал Н. Л. Рубинштейн. По его мнению, с большой долей вероятности в числе авторов программы мог быть Р. И. Воронцов. Она предусматривала предоставление дворянам преимущественных прав в экономической сфере и, в частности, принудительную продажу купцами своих предприятий дворянам. См.: Рубинштейн Н. Л. Указ. соч. С. 238–240.