Экономические эксперименты. Полные хроники
Шрифт:
Механики сложной машины. Судьбы русской поземельной общины, однако, определялись отнюдь не утопическими мыслителями, а вполне трезвыми правительственными чиновниками, которым было не свойственно романтическое славянофильско-народническое восприятие «сельского мира» как воплощения национального духа или социалистической идеи. Однако официальная поддержка общинного порядка диктовалась не только фискальными соображениями, но и ощущением национальной традиции, которая, как казалось правительственной элите, выражалась в знаменитой формуле «православие, самодержавие, народность». Но девятнадцатый век принес в среду тех, про кого троюродный брат Столыпина с присущим ему поэтическим пафосом сказал: «Вы, жадною толпой стоящие у трона», немало ярких и сильных исторических личностей, обладавших самостоятельным политическим мышлением и выражавших разные взгляды, в том числе и на «крестьянский вопрос». Среди них не могло быть единообразия мнений.
Сперанский и Канкрин, братья Милютины, Бунге и Витте, вплоть до нашего героя – Столыпина, – все это были люди мысли и действия, проходившие карьерный путь с начальных мелких должностей (Витте, прежде чем стать министром путей сообщения, работал помощником машиниста, конторщиком грузовой службы), с помощью ума и таланта прошибавшие казавшуюся неприступной стену бюрократии с тем, чтобы, оказавшись на вершинах власти, пытаться реализовать свои реформаторские амбиции.
Одни из них попадали в ссылку, как Сперанский, или в почетную отставку в расцвете сил, как Витте, другие доживали свой век в царском благоволении, но судьба каждого – роман, достойный пера современного мыслителя.
Интересно отметить, как во второй половине девятнадцатого века на высшие правительственные должности стали приходить люди точного знания. Творец военной реформы, двадцать лет занимавший пост военного министра, Дмитрий Алексеевич Милютин, смолоду выказывал большие способности к математике и, будучи молодым офицером, писал статьи на эти темы в «Энциклопедическом лексиконе». Витте окончил курс в Новороссийском университете по математическому факультету, написав диссертацию «О бесконечно малых величинах», и должен был остаться при университете для подготовки к профессорскому званию. А его предшественник на посту министра финансов Иван Алексеевич Вышнеградский – так тот вообще был выдающимся математиком и инженером-конструктором, основоположником теории автоматического регулирования.
Но «вернемся к нашим баранам». Первым, кто подверг сомнению целесообразность общинного хозяйства, был министр финансов в первой половине восьмидесятых годов Николай Христианович Бунге. Этот «ученый-немец», много лет бывший профессором экономики и ректором Киевского университета, еще в конце пятидесятых привлекался к подготовке освобождения крестьян, а на последнем этапе царствования Александра II, в период лорис-меликовской «диктатуры сердца», был вытребован в столицу и как специалист назначен заместителем главы финансового ведомства.
Когда после убийства своего отца Александр III затеял перетряску либерального кабинета, Бунге не только не был уволен, но и стал министром, так как в свое время преподавал теорию финансов цесаревичу и пользовался его расположением. Этого расположения хватило на пять лет, пока нападки консервативных кругов, обвинения в «непонимании условий русской жизни, доктринёрстве, увлечении тлетворными западноевропейскими теориями» не привели к отставке Бунге с должности министра финансов и назначению на почётный, но лишённый реального влияния пост председателя Комитета министров.
Тем не менее за пять своих министерских лет этот профессор, обладавший мировоззрением типичного либерала-западника, понизил выкупные платежи крестьян, отменил подушную подать и, полагая, что многие проблемы российского крестьянства связаны с недостаточным размером их земельных наделов и невозможностью получить долгосрочный кредит для покупки новых земель, создал Крестьянский банк, призванный выдавать долгосрочные ссуды крестьянам на покупку частновладельческих, прежде всего дворянских, земель. Пытался он отменить и круговую поруку в деревне, но тут уж Государственный совет сделать это ему не дал.
Далее на арену нашего сюжета выходит некто иной, как Сергей Юльевич Витте, реформатор и либерал, который, однако, начинал свою государственную карьеру как славянофил и яростный охранитель самодержавия, идеолог «Священной дружины» – недолго просуществовавшей конспиративной дворянской организации, созданной после убийства Александра II для охраны императора и борьбы с террористами их же методами. Соответственно, он видит в общине оплот против социализма, а в крестьянстве – главную опору порядка и полагает, что крестьянина ни в коем случае нельзя превращать в наемного рабочего.
Но вот он призван проводить реальную экономическую политику в роли министра финансов, сменив заболевшего Вышнеградского – преемника Бунге. И тут уж, сколько ни размышляй о вредоносности для России развития капитализма, действовать приходится в духе либеральных тенденций преобразования экономики. И Витте с присущей ему энергией и целеустремленностью делает все, чтобы Россия в промышленном отношении догоняла развитые страны Европы – добивается стабилизации рубля, вводит золотое денежное обращение, косвенные налоги, государственную монополию на алкоголь, предпринимает меры таможенной защиты отечественного товаропроизводителя и способствует неограниченному привлечению иностранного капитала в промышленность и строительство железных дорог.
Постепенно Витте начинал приходить к выводу, что главным препятствием на пути его реформ, направленных на превращение России в передовую промышленную державу, является система экономических отношений в деревне. Вот как он впоследствии сам описывал в мемуарах это свое прозрение.
«Когда меня назначили министром финансов, я был знаком с крестьянским вопросом крайне поверхностно, как обыкновенный русский, так называемый образованный человек. В первые годы я блуждал и имел некоторое влечение к общине, по чувству, сродному с чувством славянофилов…
К тому же я мало знал коренную Русь, особенно крестьянскую. Родился я на Кавказе, а затем работал на юге и западе. Но сделавшись механиком сложной машины, именуемой финансами Российской империи, нужно было быть дураком, чтобы не понять, что машина без топлива не пойдет и что, как ни устраивай сию машину, для того, чтобы она долго действовала и увеличивала свои функции, необходимо подумать и о запасах топлива, хотя таковое и не находилось в моем непосредственном ведении. Топливо это – экономическое состояние России, a так как главная часть населения – это крестьянство, то нужно было вникнуть в эту область».