Эксклюзивное интервью (Том 2)
Шрифт:
– В то утро в твоем доме на ранчо.
Эротическое воспоминание заставило его тело сразу же отозваться, и стул, на котором он сидел, стал еще неудобней. Стыдно было смотреть ей в глаза. Он совсем не хотел быть ее первым мужчиной: с чувством собственной значимости приходит и чувство ответственности. Чтобы сменить тему, он спросил:
– Почему ты вспомнила о художнике? Она пожала плечами:
– Не знаю. Видимо, просто чтобы заполнить паузу.
– Вполне в твоем духе.
– Что?
– Всегда чувствуешь необходимость сказать что-нибудь.
– Не правда. Видишь?
– Она скорчила гримасу.
– Очень смешно.
–
И хотя он даже не улыбнулся, она засмеялась. Скорее даже расхохоталась, перевернувшись на спину и закинув руки за голову. Смех ее звучал искренне и так же соблазнительно, как и голос.
– Спасибо, Бондюрант. После сегодняшнего - очень кстати. Хотя мне следовало бы уже привыкнуть.
– К чему?
– К увольнениям. Это ведь не первое.
– Первый раз тебя уволил Дэйли?
Она с любопытством посмотрела на него.
– Он рассказал мне.
– Какой молодец!
– с сарказмом произнесла Барри.
– Пустой разговор.
– А посвящая тебя в мою бурную биографию, он случайно не сказал, почему меня уволил?
Грэй покачал головой, но на самом деле он лгал. Дэйли рассказал ему эту историю со всеми подробностями. Но Бондюранту просто захотелось еще раз услышать ее голос, несмотря на соблазн дать волю рукам - ведь в конце концов, когда речь идет о жизни и смерти, романтическая история вряд ли уместна.
– Ну, - начала она, - вначале мы с Дэйли не были друзьями. Именно он привел меня на телевидение и предложил работу в теленовостях. Конечно, тогда я была слишком самоуверенна и обижалась даже на дельную критику. Дэйли решил, что у меня ветер в голове и толку никакого, поэтому очень скоро стал искать повод, чтобы как-то избавиться от неугодной. И хотя уволить меня было не так-то просто из-за всяких бюрократических проволочек, Дэйли все же сумел это сделать.
Барри оказалась самой первой представительницей прессы в зале окружного суда, после того как вооруженный человек открыл там стрельбу. И основываясь на показаниях некоей женщины, которой чудом удалось спастись, журналистка сообщила, что ранены десятки человек.
– "Кровавая бойня", - вот мои точные слова из репортажа.
Затем в телеэфире она сказала, что стрельба произошла на заседании судьи Грина. И подлила масла в огонь, потому что прошел слух, что судью прочат в кандидаты на место в Верховном суде.
Перед камерой я рассуждала на тему, была ли у этого инцидента политическая подоплека. Был ли Грин мишенью оппозиционных радикалов или это всего лишь месть за непопулярное судейство? Остался ли он невредимым или был ранен?
На самом деле в тот миг, когда это случилось, судья Грин играл в гольф. Инцидент произошел на другом заседании, и при этом пострадал только потолок, да и то лишь тогда, когда судебный пристав пытался отобрать ружье у мужчины, принесшего его в суд в качестве вещественного доказательства. Позже выяснилось, что моя свидетельница умственно неполноценная. Она занималась тем, что разливала чай и воду по стаканам в расположенном в подвале кафетерии. И ее никогда не видели на первом этаже здания. Мою судьбу предопределило то, что этот специальный репортаж прервал популярный сериал "Молодые и неугомонные". Жена Грина никогда его не пропускала. И услышав меня, она выскочила из дома, споткнулась во дворе о шланг и сломала себе правую руку. Зрители просто пришли в ярость от того, что прервали их любимую передачу, особенно когда узнали, что ничего такого, что могло бы соперничать с "мыльной оперой",
– Он непопулярен.
– Еще один минус мне. Я не раз слышала, что, если бы не сочувствие к Грину, возникшее в результате моего фиаско, его кандидатуру никогда бы не одобрили. Так что пусть американцы скажут мне спасибо за то, что в Верховном суде такой "изумительный" человек, как Грин. Кстати, Дэйли придерживается того же мнения.
– И как же вам удалось стать друзьями после этого?
– Несколько лет назад я прочитала, что из-за эмфиземы он вынужден был оставить работу. И я из вежливости позвонила ему.
На ее губах мелькнула улыбка, и Грэй не преминул полюбопытствовать почему.
– Дэйли признался, что он был так суров со мной, ибо мне мешало отсутствие здравого смысла и зрелости, а не таланта. И готов был помочь, если я отнесусь к нему с должным вниманием. С тех пор он мой лучший друг.
– А почему ты держала вашу дружбу в секрете?
– Главным образом потому, что это личное. Ни к чему привносить в личную жизнь профессиональное. А во-вторых, потому что...
– Потому что, если бы сослуживцы узнали, что ты подружилась со старым врагом, то тебя бы перестали уважать.
– Вы очень проницательны, мистер Бондюрант! На телевидении обычно обзаводятся врагами на всю жизнь. Если бы кто-нибудь узнал, что мы с Дэйли стали друзьями, то меня бы сочли размазней, пытающейся выдать себя за крутую.
Барри тут же весело улыбнулась, и Грэю совсем не хотелось теперь ее огорчать, но...
– Твой секрет больше не секрет, Барри. Я следил за теми, кто следил за тобой. И они знают, где ты была.
– И, услышав, как она застонала, быстро добавил:
– Не думаю, что они им займутся, но на всякий случай надо предупредить его завтра утром.
– Почему они следили за мной?
– Большинство секретных агентов, охраняющих Дэвида, Ванессу и Белый дом, люди Спенса. И хоть их задача охранять, они по-прежнему остаются его людьми.
– Но разве можно пренебрегать своими обязанностями?
– В этом-то и смак! Они ими не пренебрегают.
Если их спросят, они ответят, что ты эмоционально неуравновешенная личность и за тобой невредно понаблюдать.
– Если не сказать большего.
– Послушай, пора спать.
Он встал, выключил лампу и, вернувшись к окну, выглянул на улицу. Минут пять осматривал место для парковки в поисках чего-либо подозрительного. Наконец, удовлетворенный тем, что им удалось избавиться от преследователей, обернулся и, заметив на себе взгляд Барри, слегка смутился.
– Я думал, ты уже спишь.
Барри по-прежнему лежала на боку, правда, подложив руки под голову.
– Кто ты, Грэй Бондюрант?
– Я? Никто.
– Не правда, - сонно пробормотала она.
– Ты должен быть кем-то.
– Спи.
– Тебе тоже нужно отдохнуть. Кровать широкая, запросто хватит места двоим.
Разве можно, оказавшись рядом с ней, удержаться от того, чтобы не ласкать?
– Я посижу еще немного.
– Зачем?
– Мне надо подумать.
– О чем?