Экспансия

Авраменко Александр Михайлович

— Беречь пуще глаза своего. Пальцем не сметь трогать. Кормить — нормально. Пока тут посидит. Буду уезжать в Славгород — заберу. До той поры чтобы жива осталась. И — ни слова никому, ясно?!

Закивали головами. Ратибор развернулся, ушёл прочь…

… С утра себе князь места не находил после вчерашнего. Ну как только мог он гневу поддаться, на девку-людоедку позариться? Бродил по горнице половину утра, потом плюнул, оседлал коня, взял с собой Добрыню, да поехал к рыцарям. Те бодрые, в чистой одёже, себя в порядок приводят: бреются, доспехи свои чистят, мечи точат. Несколько занимаются. Увидели князя, склонились в поклоне. Тот не стал ничего говорить, хотя не по нраву ему такое раболепие. Позвал в сторонку командира, начали разговаривать о том, что решили вчера Крок и Ратибор. Фон Гейер как услышал, что от него хотят, зачесал в затылке. Получается, что он веру свою предаёт за серебро… Да успокоили его. Объяснили, что не до Европы сейчас славам. Свои бы дела разгрести — и война у них, и народу мало. Насчёт рабов славянских Алекс сразу согласился. Без слов. Ему тоже не по себе было, когда живых людей словно вещи продавали, хотя и скрывал он своё неприятие. По поводу же сведений долго колебался, потом сказал — без магистра, то есть, самого главного, решить подобный вопрос не может. Насчёт же обмена людьми согласился сразу — самому любопытно было новое узнать. На том и порядили, правда, при трёх условиях: первое, что насчёт сведений о Европе лично магистр решит. Второе — что в тайне будет Орден держать сведения

о заморских государствах, и третье — что деньги, полученные от славов, вреда славянским государствам на Старой Земле во вред не пойдут. Тут фон Гейер твёрдо сказал, что не для того ему серебро нужно, чтобы перекраивать карту мира. Освободить Гроб Господень, да простым людям жизнь облегчить — вот цель его жизни. Подивился князь такому, но принял. Добрыня толмачил при разговоре — не зря ещё перед походом в Аркону пришлось ему латынь выучить на всякий случай. Потом завтракать сели, и было видно, что рыцарям непривычно, как король, по их понятиям, державы вместе со всеми наравне за столом сидит общим, не брезгуя никем. Да ест тоже самое, что и простым людям подают, да ещё и наворачивает так, что за ушами трещит. Потом Ратибор попросил тамплиеров доспехи свои показать им. Долго рассматривал, едва удержался, чтобы не сплюнуть с презрением. Не сталь — железо! Да ещё скверное, едва ли не болотное. Плетение кольчужное крупное, колечки сварены кое-как. Словом, совсем Европа разучилась оружие делать. Мечи — те тоже… После каждого боя, почитай, точить надо. Про булат уже и сказки ходят. Мол, где-то у варваров существует волшебный металл, что волос на лету рубит, да секрет его утерян. Покачал головой, позвал с собой фон Гейера и пару братьев-рыцарей его на выбор командира. Пришли в арсенал, что заставе принадлежал, у тех и глаза разбежались. Вывал князь заведующего, велел подобрать чего-нибудь гостям по размеру, прочное и удобное, чтобы против бездоспешного воина биться можно было. Тот приезжих оглядел, прикинул глазом мерки, ушёл. Потом вернулся, выложил на стол четыре мешка промасленных, в которых славы броню держали. Открыли первый, для фон Гейера, тот и онемел: подобной красоты и представить не мог! Кольчуга со вставочками стальными сизыми мелкая-мелкая! Между кольцами спицу вязальную просунуть нельзя! Каждое аккуратно запаяно, да стык зашлифован тщательно. Не зная, не найдёшь! Шлем удобный, типа рыцарского, да только легче и гораздо прочнее. Такой у славов стрелки носили из огнебоев ручных. С маской во всё лицо, чтобы если ствол разорвёт — и такое случалось, то глаза уберечь. Перчатки тоже кольчужные, но внутри кожа мягчайшая, очень удобно! Сапоги с виду кожаные, а внутри сталью прошитые. Штаны тоже такие же. Сверху слой кожи мягкой, потом сплошная сетка стальная, да пластины по ней пущены, и внутри опять кожа мягкая. Алекс от счастья, когда ему пояснили, что это подарок, места себе не находил. Впрочем, остальные рыцари тоже — им ведь почти такие же доспехи подарили, как командиру, только шлемы немного другие. Потом мечи подобрали. Рыцари попросили узкие и длинные. Долго вместе по арсеналу бродили, наконец, выбрали. Всем по руке пришлось новое оружие. От щедрот князь им и ножи-кинжалы выдал. Показал, как лезвие волосы на руке бреет — те своим глазам не поверили. Потом кладовщику сказал, что пусть готовит ещё доспехи — рыцари сами придут с толмачом. Всех перевооружить надо… Пока обратно на подворье тамплиерское возвращались, пояснил фон Гейеру, что придётся ему здесь, на заставе с остальными побыть, пока корабль рыцарский чинят — слишком долго тот по тёплым морям шёл. Всё дно черви изъели. Заменят обшивку — могут плыть. Ну и серебро доставят для отправки в Европу. И людей пока подберут, что вместе с ними поедут. Алекс доволен был до невозможности — удачно его поездка складывается. А князь смотрел на его простодушную улыбку и думал, что возможно они могли бы стать друзьями в другой жизни… Так день пролетел незаметно. Пока туда-сюда сходили, пока письма в Славгород с распоряжениями орлом отправили, и вечер наступил… Князь со своими соратниками трапезничал, попутно и всё, что оговорено с тамплиерами, да с ними утверждая. Вроде нормально всё прошло. Поговорили, утвердили, разошлись. Спать пора, а ему не никак не уснуть. Ворочается с боку на бок, словно не мягкая перина под ним, а растение пустынное, колючее, что твой ёж-дикобраз… Не выдержал, оделся. Открыл дверцу потайную, спустился по лестнице, что в стене устроена, снова в поруб пришёл. Посмотреть, как его приказы-распоряжения исполняются… Всё правильно. Часовой у двери, где людоедку содержат, стоит. Каждые четверть часа внутрь заглядывает через отверстие, стеклом забранное. Меняются охранники через каждые два часа. Спросил, что пленница делает. Тот ответствовал, мол сидит на койке, обхватила коленки руками, да раскачивается из стороны в сторону. Задумался князь, отстранил часового, заглянул — и верно. Сидит на цепи, руки-ноги как он сковал, так и блестят оковы ни них. Обхватила руками коленки, качается потихоньку из стороны в сторону. Постоял, посмотрел, и вновь на него накатило… Часовому сказал, мол, сходи, погуляй, часик. Тот безмолвно исчез, а Ратибор вновь двери темницы отворил, да внутрь вошёл, за собой засов заперев…

Глава 11

Дар поправил непривычное одеяние — он ничем не должен выделяться из прочих храмовников. Вон фон Гейер внимательно наблюдает за славом, стоя у рулевого весла. До чего же всё-таки неуклюжи эти венецианские когги по сравнению с двулодниками Державы Славов… Хвала Богам, наконец-то плавание заканчивается! Месяц болтанки на примитивном корабле! Питание впроголодь, и тухлая вода. Рыцари не умеют добывать воду из воздуха, когда требуется всего-то таз, да груда камней. Потому и плывут каждый раз в неизвестность. Просто чудо, что им удалось добраться до Новых земель прямо через океан. Славы то давно туда-сюда шастают, только путь у них гораздо более северней, по попутному течению, что ускоряет ход кораблей… Ещё манёвр, последний! Летят просмолённые пеньковые канаты на деревянную пристань, подскакивают к ним воины младшего ранга, послушники и оруженосцы, торопливо вяжут за торчащие брёвна. С тупым стуком падает сходня на пирс, и по ней торопливо подымается среднего роста коренастый мужчина в доспехе, но без шлема, на плечах которого красовалась белоснежная кота с восьмиконечным крестом. Завидев того, фон Гейер одним прыжком слетел с возвышения и упал перед ним на колено, склонив голову:

— Удачен ли поход твой, брат, не спрашиваю — всего один корабль вернулся из путешествия. Помянем добрым словом и молитвой павших и утонувших, и души их да вознесутся на небо. Хвала Господу нашему, что хоть вы вернулись домой…

Тут тон рыцаря изменился, он заметил, что на тамплиере другой доспех…

— Однако, брат. Что за чудо на тебе?! Неужели…

Фон Гейер приложил палец к губам, потом прошептал:

— Магистр, прошу о милости — обеспечьте охрану корабля, и позвольте побеседовать с вами наедине, с глазу на глаз.

Тот вздрогнул, обвёл вокруг себя острым, не по годам взором, его взгляд упал на Дара, и…

— Однако…

— Прошу прощения, магистр, но всё же я прошу два слова наедине.

Тот кивнул седой головой, и Александр поднялся, потом махнул рукой, подзывая слава. Втроём они спустились с корабля, отошли на дальний конец причала. Вроде никого… Но Дар насторожился — больно тут тихо… Фон Гейер тихо прошептал:

— Брат магистр, в трюме когга шестнадцать тонн чистого серебра в слитках.

— Что?!

— И позвольте вам представить — полномочный представитель Державы славов, что находится за морем, Дар фон Блитц.

Слав склонил голову в коротком поклоне, выпрямился, взглянул тамплиеру в глаза гордо и смело.

— Дар, господин магистр.

От князя нашего Ратибора послом к тебе прибыл.

Надо отдать должное старому храмовнику — тот не растерялся, смог сохранить хладнокровие. Пара мгновений, и он полностью овладел собой, потом медленно произнёс:

— Как я понимаю, фон Гейер, ты нашёл нечто, о чём не стоит знать лишним ушам?

— Как и капитулу, ваша светлость. Пока достаточно нас троих.

— А команда и братья?

— Они поклялись на Священном Писании. Но поскольку плоть человеческая слаба, как и дух, думаю, что лучше бы нам отправить их в следующий рейс в те земли волшебные…

— Даже так, брат?

— И никак иначе…

…Вот уже полгода Дар находился в цитадели тамплиеров, расположенной в Сен-Жан д'Акре [47] . Рассудив здраво, магистр Ордена согласился на все условия Державы. Но тайна требовала, чтобы слав находился подальше от тех мест, где слишком много завистливых и недоброжелательных глаз. А что может быть лучше для разведчика, чем спрятаться в толпе? Вот и была выбрана крепость в Святых Землях, где творилось настоящее столпотворение всех рас и народов. Да Иерусалим, святыня христиан так же находилась поблизости, и слав всегда мог наведаться в город и немного отдохнуть, прикинувшись обычным странствующим рыцарем. Благо в городе их кишело несметное количество со всех краёв света. Вот только из славянских земель не было никого. Свободных. Рабов — полно. А свободных воинов не было… Дар бродил по узким грязным улицам, застроенным глинобитными домами, присматривался к людям, но видел лишь пустые оболочки. От тоже был потомком Ясновидящего, и имел такой же талант, как и у своего прародителя — видеть души людей. Но пока, к сожалению, никто ему не попадался из людей с сохранившейся душой. Даже самые лучшие из них были всего лишь оболочками, где далеко в глубине тлела слабая искра, гаснущая с каждым мгновением жизни…

47

ныне Акка

…Ратибор спустился в тайную комнату, находящуюся глубоко под Детинцем. Только у него был ключ от этого помещения, и лишь он знал, кто там находится… Она, как обычно, сидела на кровати, обняв живот, и словно прислушивалась к тому, что находится внутри. При виде входящего слава глаза майя полыхнули пламенем, она рванулась навстречу, но цепь, удерживающая девушку за шею, вновь опрокинула её на кровать. Князь осмотрелся — она поела. Помыть бы её в бане, но… А если узнают люди? Что тогда? Он и так слишком сильно рискует, но не может её оставить. Тогда, на пограничной заставе на него словно нашло какое то помрачение рассудка — каждый день он приходил к ней в тюрьму и… Она дралась, пыталась сопротивляться, пока в один из дней не встретила его странно тихой. Словно что-то случилось. Страшное. Или, наоборот… Ратибор по-своему заботился о ней. Пусть он не мог её отпустить, но и обижать тоже не желал. Её хорошо кормили, даже водили в баню, меняли одежду и бельё. Всё, кроме свободы. И — человечины, естественно… А спустя некоторое время он сообразил, что произошло с пленницей — у неё не было женских дней… А спустя некоторое время, когда ему пришлось оставить её в покое на время пути, стал округляться животик… Поняв, что людоедка беременна, князь похолодел — он не мог себе даже представить, что его потомок будет иметь смешанную кровь с людоедами! Но и убить мать своего ребёнка не мог. Просто не поднималась рука… И винить в произошедшем князь мог лишь самого себя… Самое плохое, что он не знал её языка, а девушка упорно не желала учить его язык. Лишь жесты… Да иногда можно было догадаться о смысле предложения или вопроса, задаваемого друг другу. Ещё она упорно отказывалась назвать своё имя, но Ратибор звал её ласково — Шо-Чи, что означало Цветок… Она действительно напоминала ему цветок водяной лилии, такая же хрупкая, тоненькая, с присущей только ей слегка пряным ароматом чёрных, будто смола, волос и огромными коричневыми глазами… Высокая грудь, тонкая когда то талия, крутой изгиб бёдер… Красивый рисунок полных губ… Тогда, рассвирепев, он понял, что пленница не боится пыток, и самое простое решение пришло к нему само. Поняв, что сейчас произойдёт, она дико закричала, забилась, но было уже поздно — её платье из тапы полетело в угол, а потом… И дальше было каждый раз одно и то же: яростное сопротивление, впрочем, легко ломавшееся под его чудовищной силой… Она всегда дралась до последнего, а Ратибор злился. А потом… Потом он уже не всегда брал её, как женщину. Иногда ему хватало просто лежать рядом с ней, прижав к себе, вдыхать её аромат, ощущать тёплое гибкое тело… Странное дело, но тогда и пленница затихала, а раз он почувствовал, как его кожу обожгла слеза… Тогда он впервые коснулся её жёстких волос, и девушка не стала сбрасывать его руку с плеча, а просто распласталась у него на груди… Потом была дорога, когда она ехала в повозке, долгий, почти месячный путь. И — потайная комната в Детинце… Иногда, глубокой ночью князь выводил её оттуда, приведя в свои покои, открывал окно, давая полюбоваться звёздами и луной… Тогда пленница плакала, и покорно давала увести себя обратно, не сопротивляясь. Не будь она из проклятого племени, князь давно бы уже взял её в жёны, но… Столь чудовищный поступок… За это он навсегда будет извергнут из Рода, Племени и Державы… И неизвестно, останется ли вообще в живых…

…Всё это промелькнуло в его голове в один миг. Шо-Чи притихла — она впервые видела на его лице смущение и горечь одновременно. Да и не бросался он на неё с жадностью, как прежде… Опять у белокожего муки совести? Будучи незаконной дочерью жреца она легко читала чужие души… Она нравится ему… Но он не хочет на ней женится. Потому что она — майя. Истинная дочь племени сильных людей, повелевающих самим Временем. У многих десятков живых людей она собственными руками вырезала сердца, но её уст никогда не касалось сладкое мясо пленников, ибо лишь мужчины могут его есть. Женщинам это запрещено. Потому что вместе с плотью к воину переходит и сила врага, а кому нужна женщина-воин? Мужчины предпочитают нежных и покорных их воле жён, а не тех, что размахивают боевым топором или метают боло… А этот… Взял её против воли! Держит в темнице на цепи, словно дикого зверя! Не знает ни слова на человеческой речи! А теперь жалеет о том, что сделал с ней. И, вдобавок, посеял в ней своё семя, проклятое семя бледного червя! Тлакотли вновь рассвирепела, но он, огромный, которого ей ни за что не побороть, вдруг сгрёб её в охапку, прижал к себе, заставив сесть на ложе рядом с собой, прижал её голову к себе, и тяжело вздохнул… И застыл… Сколько времени прошло так? Она не заметила… Потому что ей так же хорошо было сидеть рядом с ним, слышать, как бьётся его большое сердце. У такого большого мужчины должно быть и сильное сердце! Если бы она могла вырвать его! Если бы могла…

…Дар налил себе из кувшина вина, попробовал — неплохо. Надо бы узнать, как его делать. В Державе такого нет. И не кислое, как эль, и не приторное. Вкусное. Слегка горячит кровь и радует душу… Двери таверны распахнулись, и на пороге вырос фон Гейер:

— А, вот ты где?

— Вина?

Дар подвинул к нему кувшин, но тот отказался — Устав Ордена не позволяет.

— Что случилось?

Храмовник негромко произнёс:

— Пришла почта от магистра. Он ждёт тебя во Франции. Готов первый караван с выкупленными рабами и кое-что ещё…

— Что?

— Он сам хочет побывать у вас, познакомиться с князем.

Парень почесал подбородок, покачал головой, потом ответил:

— Не знаю даже… В лучшем случае — на следующий год. А сейчас только можем письмо отправить в Державу.

— Так и сделаем. Уж больно заинтересовался де Сент- Амант чудесами вашими. А человек он любопытный.

— Это не порок, а любознательность. Ладно. Когда едем?

— Наш когг отходит через неделю. Времени у нас с запасом. Можно выехать дня через четыре. Ну и они, конечно, нас подождут, если что…