Эксперимент «Идеальный человек»
Шрифт:
Только однажды все дело повисло на волоске. Контропыт едва не провалился. На бедную мать, когда она ночью подошла к кроватке сына, вдруг что-то нашло. Какое-то затмение…
Сдерживая рыдания, Ирочка приникла к Шурику-Смиту, стала тискать его, целовать. Испуганный ребенок проснулся и поднял крик. Экспериментатор заворочался на кровати. Мать пыталась успокоить сына, шепча ему нежные слова, но тот испугался еще больше, увидев возле себя в неверном свете фонаря с улицы чужое лицо (он никогда не видел мать без повязки-удавки), и заревел еще пуще.
Отец приподнял
– Что? Кто здесь? – испуганно вскочил Геннадий Онуфриевич. Его взлохмаченная голова четко вырисовывалась на фоне окна, похожая на силуэты, которые вырезают художники-кустари прямо посреди толпы на курортах Черного моря.
Ирочка замерла, тело ее омертвело, сердце остановилось. Казалось, все погибло.
Но тут сработал древний материнский инстинкт. Тело у Ирочки вдруг стало гибким, движения неслышными, дыхание исчезло, глаза стали видеть в темноте. Черной неслышной молнией метнулась она в шкаф. Бесшумно закрылись дверцы – не подвели смазанные петли.
– Эй! Кто здесь? – опять спросил ученый, но теперь уже неуверенно.
Геннадий Онуфриевич некоторое время подозрительно вглядывался в темноту, потом встал, хрустя коленными чашечками (за окном шел мокрый снег, а у Геннадия Онуфриевича всегда в сырость хрустели коленные чашечки), и обошел всю комнату, покачал дверь, проверяя, заперта ли она.
Все еще не успокоенный, экспериментатор зачем-то поднял крышку ночного горшка, затем подошел к окну и забарабанил в раздумье по стеклу. Потом он на цыпочках, наверно по привычке, подкрался к детской кроватке, неожиданно упал на колени и заглянул под нее.
Разочарованный, но по-прежнему не успокоенный, ученый некоторое время постоял в задумчивости. Какое-то подсознательное чувство подсказывало ему, что в комнате кто-то есть.
Но Ирочка тихо сидела в шкафу, в окно успокаивающе барабанил мокрый снег, мирно посапывал Шурик-Смит, и Геннадий Онуфриевич улегся спать.
Однако утром он опять внимательно осмотрел комнату. Проверил замок двери, заглянул под тахту, на которой спал, снова проверил, закрыта ли дверь.
Самый опасный момент был, когда он в раздумье остановился перед шкафом. Открыть или не открыть? Экспериментатор уже протянул было руку к ключу, но потом передумал. Шкаф стоял такой домашний, безобидный, уютный… Кроме того, он классическое место действия анекдотов, и искать в нем кого-либо унизительно даже для самого себя.
Геннадий Онуфриевич опустил руку, протянутую к ключу, и пошел умываться. Насмерть перепуганная, дрожащая, еле стоявшая на ногах Ирочка вылезла из шкафа, добралась до своей кровати и без сил свалилась.
ГЛАВА ВТОРАЯ,
в которой рассказывается о том, как Ирочка услышала слово «череп» и что из этого получилось
Однажды, проходя мимо спальни, Ирочка остановилась. За дверью шел громкий разговор мужа с Нуклиевым.
– Ты каждый день объект измеряешь? – спрашивал завкафедрой.
– Каждый день на одну целую шесть десятых
Сначала мать не поняла, о каком объекте идет речь, но потом до ее сознания дошло, что «объект» – это же ее Шурик… «Ах негодяи», – прошептала Ирочка. Злость сдавила ей грудь.
– Очень хорошо. Возможно, рост зависит от речевой характеристики… – продолжался разговор за дверью.
– Наверняка зависит.
– А череп ты измерял?
– Нет, череп не измерял.
– Это ошибка! Надо немедленно начать измерять череп. Вдруг размер черепа тоже зависит от речевой характеристики?
– Да, но тогда… Это…
– Мировая сенсация!
– Вот именно!
Слово «череп», произнесенное в связи с ее милым Шуриком, почему-то окончательно вывело из себя молодую мать. Она забарабанила кулаками в дверь.
– Откройте! Изверги! Людоеды, вот вы кто! Откройте, а то я вызову психическую помощь! Я вам покажу «череп»!
Дверь раскрылась. На пороге возник Нуклиев в элегантном пенсне французского производства.
– Ш-ш-ш! – зашипел он страшным голосом. – Вы нарушаете чистоту опыта!
– Чистоту? – задохнулась бедная мать.
– Да, чистоту. Я прошу вас не срывать нам опыт, – сказал научный руководитель вежливо, постепенно успокаиваясь. – Иначе…
– Иначе что?
Олег Борисович помолчал. Очевидно, он не знал, что будет в том случае, если Ирочка сорвет опыт.
– Вас лишат права материнства! – брякнул он наконец. Это были глупые слова, сказанные в минуту запальчивости, но они оказались последней каплей в чаше терпения несчастной матери.
– А этого не хотел? – вдруг вырвалось у Ирочки, и она бабахнула по голове научного руководителя пустым тазиком из розовой пластмассы, который держала в руках, собираясь мыть пол. Элегантное пенсне в зеленой оправе французского производства упало на пол и распалось на несколько частей. Научный руководитель нагнулся, грустно разглядывая осколки. Женщина есть женщина. Ирочке стало жаль дорогую вещь. Она опустилась на колени и стала собирать стекла.
– Оправа цела, – сказала она практичным голосом. – А стекла можно заменить. Копеек тридцать стоит. Хотите, я их заменю?
Олег Борисович тоже опустился на колени.
– Нет уж, – сказал он голосом обиженного ребенка. – Ни за что! И стекла сам соберу! Уберите свои руки!
– Я разбила, я обязана и вставить.
– Нет уж!
– Да!
Их руки встретились. Научный руководитель смутился. Ирочка тоже слегка смутилась.
– У вас есть жена? – спросила она после некоторого неловкого молчания.
– Нет, – пробормотал завкафедрой.
– А девушка?
– Так… Вообще… Можно сказать, нет. А что? Какое это имеет отношение?
– Я заклинаю вас! – страстно прошептала Ирочка. – Во имя будущей вашей жены и будущих детей! Отдайте мне Шурика!
– Какого Шурика? – удивился Олег Борисович.
– Моего Шурика… – слезы выступили на глазах матери. – Смита или как вы его там называете…
– А, вот вы о ком… да… Смитом… Это чтобы…
– Если я вас сейчас… сейчас поцелую, отдадите мне… Смита?