Экспертиза любви
Шрифт:
— Вы не помните! — хмыкнула Людмила Васильевна. — Что ж тут удивительного? Никто, наверное, с вашего курса не помнит. У вас же заведующий был — Генка Придурок! Его так все и звали, от проректора до последнего санитара.
— Геннадия Ильича? — вдруг всплыло в памяти Лены имя ее преподавателя.
— Ну для студентов, конечно, Геннадия Ильича, а так — вылитый придурок! Он же был того! — Людмила Васильевна покрутила пальцем у виска. — Контуженый.
— Сумасшедший? — изумилась Лена. — Мы не знали…
— Студенты
— У-у-у… — Лена почему-то при этом рассказе даже почувствовала за себя гордость. Оказывается, не такая уж она дура. И слова-то какие помнит — реборда железнодорожного колеса!
— Так будете обедать?
— А у меня с собой бутерброды есть. Я из дома захватила.
— Хорошо! — Рябинкин заговорщицки зачем-то подмигнул Лене. — И вот что, Людмила Васильевна. Разведите нам сегодня по двадцать граммов спиртяшки. До сорокаградусного состояния. Мы, конечно, не как Геннадий Ильич, напиваться с Еленой Николаевной не будем, но… завтра — первое сентября. Надо отметить. А то некогда будет. Студенты подвалят — повернуться не успеем.
— А вы что, сегодня без мотоцикла?
— Я без мотоцикла не бываю, но поеду еще не скоро. Через шесть часов, согласно таблице — двадцать граммов водки выведутся из крови.
— По какой таблице?
— По таблице определения уровня опьянения, Елена Николаевна.
— Это из занятия по освидетельствованию живых лиц, — подсказала Людмила Васильевна. — Через пять минут будет все готово. Мойте руки и за стол. — И Лене вдруг от этих ее слов впервые за последние несколько дней стало весело. Она достала свои бутерброды и отправилась помогать Людмиле Васильевне.
7
— Мам, ты будешь сегодня дома после пяти? — Перед тем как уйти в секционную, Саша позвонил и отцу, и матери. Отец сказал, что ночевал дома, что ждет Сашу и приготовил обед. С мамой Саша решил поговорить во вторую очередь. Каждый звонок к ней все-таки давался Саше с трудом, хотя не было, наверное, на свете человека, которого он любил бы больше, чем мать.
— Я буду и до пяти.
Саша по голосу слышал, что мать старается быть веселой. Так она старалась в разговорах с ним всегда в последнее время.
— Разве ты не в школе?
— Я не в школе.
— Почему?
— Не хочу туда идти. Я уволилась еще летом. Только тебе не говорила, чтобы ты не расстраивался.
— Но ты нашла себе другую работу? — Саша почему-то считал, что мать обязательно должна работать. Ни к чему ей одной сидеть дома. Она ведь еще молода, ей нет и пятидесяти. Правда, двадцать проработанных в экспертизе лет дают ей право на получение пенсии раньше, но мама — пенсионерка? Этого Саша представить не мог.
— Я подыскиваю. Но пока что-то ничего стоящего не подворачивается. Ты приезжай. Мы поговорим с тобой обо всем.
— Хорошо, как освобожусь — приеду. — Отцу Саша пока не сказал, что собирается сегодня навестить маму. В раздумьях о ней он пришел в секционную уже тогда, когда Соболевский почти закончил свой случай.
— Что-нибудь интересное? — Саша подошел к его столу.
— Ровно ничего. Раневой канал сзади — наперед, наискосок и немного сверху вниз.
— Но это точно огнестрел? — Саша вдруг вспомнил о своих неясных сомнениях.
— Конечно. Никаких сомнений. Хоть выстрел и с неблизкого расстояния, все равно — все признаки огнестрельного ранения налицо.
— На лице, — заметил Саша.
— На лице, — повторил, хмыкнув, и Соболевский, оценив Сашину шутку, но потом все-таки не выдержал и добавил: — Но если быть точным, то все-таки не на лице, а на затылке. Там, где входное отверстие. Следователь, кстати, мне звонил. Сказал, что мужик этот зачем-то к тому оврагу, где его нашли, на машине приперся. Кто-то, я думаю, его позвал. Но я, естественно, ничего не сказал. Не мое это дело.
— А какая у него машина? — просто так, без всякого умысла спросил Саша.
— По-моему, следователь упомянул «Лендкрузер».
— Черный? — шевельнулось в голове у Саши.
— А на других таких, мне кажется, у нас и не ездят.
— Голову могу дать на отсечение, — сказал Саша, — надо объединять эти огнестрелы. В случае у Витьки — черный джип, здесь — тоже черный внедорожник. А у вашего типа еще и ромашка в кармане была.
— Цветочки, что ли, он в том овраге собирал?
— Вырезанная из бумаги ромашка. Такой же раскраски, что и мои кнопки в деле по ночному ресторану.
— У-у-у, как у нас тут все по-взрослому, — посмотрел на Сашу Соболевский.
Тот ничего не ответил, надел на себя фартук до пола, перчатки и отправился к своему секционному столу.
— Клиентка готова, Александр Анатольевич! — сверкнула ему свежеотбеленной улыбкой сегодняшняя дежурная санитарка Тося — дочка Клавдии — той самой расплывшейся жабы. Но не успели бриллиантовые сережки в Тосиных ушах качнуться в такт ее словам и улыбке, как шум в коридоре подсказал Саше, что он не сразу сможет начать свое сегодняшнее исследование.