Экстремальная Маргарита
Шрифт:
— Бррр! — сказал себе Александр. — Нет, я не согласен!
О том, что и Маргарита, возможно, не согласна становиться его женой, он как-то пока не задумывался…
* * *
Маргарита смотрела вечерние новости по НТВ, забравшись с ногами в кресло. Добровольно устраивая в течение дня разнообразную проверку нервам, она с удовольствием отказалась бы от просмотра репортажей из горячей точки, которые были кошмарным испытанием для ее психики. К подобным острым ощущениям она не стремилась. Однако это было шансом узнать о ее отце, полковнике Льве Дорогине. Несколько недель назад вновь вспыхнул огонь на Северном Кавказе, и полковник, отпахавший от и до Первую
Пока Бог миловал.
Очевидно, импульсы, посылаемые девушкой в сторону территории, охваченной войной, имели силу и направленность радиосигнала, потому что телефон разразился длинной пронзительной трелью. Междугородных звонков Маргарита ждала и боялась одновременно.
— Алло! — крикнула она в трубку. Сердце колотилось: страшно было услышать чужой голос, который сообщит ей что-то о любимом полковнике.
— Маргаритка! — прозвучало совсем рядом, над плечом. — Как дела, дочка?
Маргарита облегченно вздохнула. Отец был жив, и бодр, и весел.
— Папа! Папуля, милый, ну когда же ты приедешь? — взмолилась Маргарита.
— Не скоро, цветочек! Ты как? Замуж не вышла?
— Да с какой стати?! — возмутилась Маргарита.
— Ведешь-то себя прилично? Я не в плане мужчин, я в плане прыжков с парашютом и беготни по крышам! Смотри не свались откуда-нибудь! Фильм закончили снимать?
— Еще один эпизод остался.
— Молодец!
— Папуля, милый, а можно мне к тебе приехать? Там есть женщины? Я так по тебе соскучилась!
— Вот дуреха! — взорвалась трубка. — Придумала! Ты себе и представить не можешь, что здесь творится. Забудь!
— Папа, я тебя так люблю!
— И я тебя, Маргаритка. Береги себя. Ладно, не могу больше говорить. Целую!
— Папа, я тебя люблю! — заорала напоследок Маргарита.
Связь прервалась.
После смерти матери дочь и отец стали особенно близки друг другу. Маргарита обнаружила, что, занятая только собой или просто стесняясь выразить любовь, она не успела сказать маме столько ласковых слов, столько объятий и поцелуев остались неиспользованными. И теперь ничего нельзя было исправить…
Короткий разговор с отцом полностью вытеснил из сознания Маргариты события последних дней. На какое-то время она совершенно забыла и о гибели Никиты Кармелина, и о таинственном исчезновении бизнес-леди Ариадны Михайловны, и о сегодняшнем инциденте на съемочной площадке. Только боль в руке напоминала Маргарите, что она побывала на краю пропасти. Смерть прошла в миллиметре не от Льва Дорогина, увешанного оружием и рискующего жизнью, а от его дочери, в мирном городе. К тому же мысли об отце и тревога за него совершенно стерли образ Александра Валдаева. Нельзя сказать, что бойкий красавчик не произвел на Маргариту никакого впечатления. Она не хотела себе признаваться, но до звонка отца все время мысленно возвращалась к встрече с симпатичным капитаном.
Глава 14
«Надо было взять бинокль», — подумал Илья, наблюдая через лобовое стекло автомобиля за коротышкой, вышедшим из подъезда дома. Шестиэтажный дом был красивым, из розового кирпича, неординарной архитектуры, с застекленными оранжереями и многоуровневыми квартирами.
Мысль о бинокле возникла у Ильи потому, что объект наблюдения отличался, по мнению Здоровякина, чересчур ничтожными размерами. С позиций здоровякинской двухметровой монументальности
Первым пунктом остановки стал стеклянный аквариум дорогого кафе «Пилигрим». Кафе открылось в восемь утра, Кобрин подъехал к нему в одну минуту девятого. Очевидно, заведение было привычной частью его утренней программы и в кафе вице-президента хорошо знали, так как стоило ему сесть за столик, застеленный сиреневой скатертью, тут же припорхала юная официантка и поставила перед Кобриным стандартный американский завтрак — бокал апельсинового сока, омлет с беконом, тосты, джем, кофе… Илья наблюдал за процессом через стеклянную стену «Пилигрима», маневрируя между прохожими.
«Дома не завтракает, — понял Здоровякин, — жена Елена Борисовна, наверное, спит часиков до одиннадцати…» Сорокалетняя жена Кобрина являлась домохозяйкой, нигде не работала и вполне могла сейчас нежиться среди пуховых подушек.
Сам Илья сегодня тоже завтракал в одиночестве, что было скорее тенденцией, нежели случайностью. Машка, отдежурив ночь перед экраном компьютера, никак не могла встать в семь утра и проводить мужа на работу. Поэтому Здоровякин почти всегда завтракал один. Правда, его трапеза не отличалась изысканностью и сочностью красок, предлагаемыми в кафе «Пилигрим», — Илья просто разрубил вдоль батон, взмахнув длинным ножом, как секирой, нашинковал вареную колбасу, запил все чаем из одноразового пакетика и остался вполне доволен…
В половине девятого автомобиль энергичного коротышки уже въехал на территорию компании «Пластэк» на Дипломатическом проспекте. Здоровякин припарковал машину на стоянке невдалеке от полосатого шлагбаума, не пропускающего посторонних в бывшие владения Никиты Кармелина, и принялся ждать.
Преследуя подопечного и наблюдая, Илья никак не мог полностью сосредоточиться на действиях, выполняемых им в данный момент. Мысли стайкой быстрокрылых ласточек все время улетали от Кобрина к Настасье. Почему-то о Настасье Илье было чрезвычайно приятно думать. Он вспоминал Настасьино лицо и словно погружался в сладкую дрему. Легкий ветерок, проникающий в автомобиль сквозь открытую дверцу, приятно холодил лицо, шею и руки, и Илья думал о том, что, возможно, следующим пунктом назначения сирокко будут волосы Настасьи — он запутается в светлых прядях, потом коснется ее губ…
«.Теперь на обед», — понял сыщик, в час дня увидев вновь черный кобринский «мерседес», но ошибся. Ярослав Геннадьевич не поехал домой, чтобы перекусить, и не поехал опять в «Пилигрим» или в любой другой пункт принятия пищи. Массивная черная иномарка, попетляв немного по улицам города, нашла временное успокоение на стоянке возле Пушкинского парка.
Объект наблюдения, маленький и юркий, как угорь, быстро направился к центру парка, где возвышался памятник кудрявому поэту. У подножия чугунного монумента бездельничала молодежь, греясь на солнце или, наоборот, прячась от него в тени дубов, потягивая пиво и колу, обнимаясь и целуясь. Парк, осененный именем способного и такого земного литератора, был излюбленным местом свиданий.