Экстренный контакт
Шрифт:
В результате я чувствую себя немного неустойчиво и шатко. Роясь в сумочке в поисках ключей, умудряюсь уронить сумку, и все мое барахло высыпается на пол.
Я начинаю наклоняться, чтобы собрать его, но тут же чувствую боль в спине, и Том хватает меня за локоть, останавливая.
— Эй. Я сам.
Прикосновение невинное и короткое, но, как и в том случае, когда его пальцы коснулись моей ноги на больничной койке, я ненавижу то, что чувствую.
Или то, что на какую-то безумную долю секунды мне хочется, чтобы он
Но Том, конечно же, этого не делает. Я давно стала для него отталкивающей.
Физически. Психически. Эмоционально. Особенно эмоционально. Он ясно дал это понять под конец. Я помню, потому что это было больнее всего.
Том опускается, чтобы собрать мои вещи. Очевидно, я не в себе, потому что не могу придумать ни одной остроумной фразы о том, как приятно, когда он стоит передо мной на коленях.
Какая упущенная возможность.
Одной большой рукой он хватает мою губную помаду, ручку и бумажник. Другой тянется к коробочке с противозачаточными, но на долю секунды замирает, прежде чем взять её.
Он протягивает её мне с напряженным выражением лица, и я гадаю, потому ли это, что она напоминает ему о том годе, когда начали появляться трещины, или потому, что ему интересно, что эта крошечная упаковка говорит о моей сексуальной жизни.
Я могу сказать ему правду. Что все еще принимаю таблетки для регулирования цикла, а не для защиты от беременности. Потому что, знаете ли, для этого нужно заниматься сексом, а прошло уже... немало времени.
Вместо этого я одариваю его, как мне кажется, сексуальной улыбкой и слегка хлопаю ресницами.
Да, именно так. С тех пор как тебя не было, новая квартира, новые мужчины.
Он моргает, выглядя встревоженным.
— Ты в порядке?
— Что ты имеешь в виду?
— Твое лицо сейчас. Выглядишь так, будто у тебя инсульт, а учитывая сотрясение мозга...
— О, ради Бога, я в порядке, — бормочу я, хватая оставшиеся вещи и открываю дверь в свою квартиру.
Том входит следом за мной и издает удивленный, но одобрительный свист.
— Черт возьми, Кэти. Ты продвинулась в этом мире.
— И не только в этом, — говорю я. Вот. Наконец-то достойный ответ.
Он подходит к окну.
— Вид на Центральный парк как ты всегда хотела. — Том оглядывается на меня. — Очевидно, та мечта о партнере, которая была для тебя превыше всего, наконец осуществилась?
Я отворачиваюсь, но недостаточно быстро, потому что он снова поворачивается ко мне, и выражение его лица становится вопросительным.
Я пожимаю плечами и смотрю на свой телефон, желая, чтобы он зазвонил. Но он не звонит. И хотя я не произношу ни слова, Том издает звук понимания.
— Ах, — говорит он. — Ну что ж. Мой день тоже пошел не совсем по плану.
— Нет? — говорю я. — Что, ни одна бабочка не приземлилась тебе на плечо? — Отлично. Мои ответы продолжают
И, возможно, немного растерянным.
— Ты в порядке? — спрашиваю я и тут же с сожалением прикусываю язык. Том больше не мой, чтобы проверять его, но старые привычки, видимо, умирают с трудом.
Он пожимает плечами.
— Скажем так, ты не получила звонок, на который рассчитывала. Я получил тот, которого никак не ожидал.
Мне требуется секунда, чтобы понять.
— Тот, что из моего офиса? По поводу моего несчастного случая?
— Да. Очевидно, тот самый, Кэтрин, — говорит он с легким нетерпением.
— Ну, бедняжка, — говорю я, кладя на стойку пакет из аптеки. Из него высыпаются бинты, таблетки и антибактериальная мазь, что подтверждает мою точку зрения. — Могу я предложить тебе что-нибудь, чтобы компенсировать твой ужасный день?
Он потирает рукой затылок.
— Просто иди и собирайся, чтобы мы не опоздали на самолет.
— У нас полно времени.
— Как насчет того, чтобы пропустить этот конкретный спор, — говорит он, перебирая на стойке ассортимент медицинских принадлежностей. — Думаю, мы оба знаем, что он ни к чему не приведет.
Это был один из наших любимых споров. Спор об аэропорте. Если бы это зависело от него, мы бы приезжали в аэропорт за три часа до каждого рейса «на всякий случай». Вдруг там окажется длинная очередь в службе безопасности. Или возникнут проблемы с проверкой багажа. Или наша машина сломается по дороге в аэропорт. Или если случится торнадо. Или ураган. Или снежная буря.
Я выглядываю в окно. Ладно, последнее сегодня справедливо.
Но даже несмотря на метель и на то, что у меня есть дурная привычка вступать в споры с охраной о том, следует ли мне разрешить пройти через границу с контейнером салатной заправки, я скорее из тех, кто «садится на борт последним».
Он это ненавидит.
Я ненавижу его.
Все хорошо.
— Отлично, — говорю я, потому что в одном он прав. Этот старый спор ни к чему не приведет. — Пока я буду собираться, сделай нам пару коктейлей, ладно? Твой «Манхэттен» — почти единственное, по чему я скучаю в тебе.
Он берет бутылочку с таблетками и хмуро смотрит на нее.
— Ты уверена, что тебе стоит пить, пока принимаешь все это?
Наверное, нет.
— Может, тебе повезет, и я умру.
— Мне никогда не может так повезти, — бормочет он. Но возможность моей смерти, должно быть, является для него стимулом, потому что мужчина идет к моей барной тележке, чтобы достать бурбон, пока я достаю свой чемодан из шкафа в холле.
В спальне я начинаю поднимать чемодан на кровать и тут же вздрагиваю. Что ж. Это совсем нехорошо. Если я не могу поднять даже пустой чемодан с моей травмой, то мне понадобится помощь Тома в течение следующих нескольких дней.