Экстренный контакт

Лэйн Лорен

— Спасибо. — Я слегка наклоняюсь вперед и смотрю на пол. Конечно. Коричневый и зеленый.

— Лоло понравилась паста на ужин?

— Она вегетарианка.

— О. Я собиралась предположить, что никаких углеводов, — говорит Кэтрин.

Я вздрагиваю, потому что Лоло тоже так говорит. Кэтрин, должно быть, улавливает мою реакцию, потому что издает легкий смешок, но снова предпочитает не насмехаться.

— Как она ладит с твоей семьей? Первые встречи могут показаться... важными.

— Понятия не имею, Кэтрин. Меня там нет. — Я немного ненавижу

себя за то, что набросился на нее, когда она явно пытается быть милой, но мне кажется крайне важным не подпускать ее слишком близко.

Я слышу, как она сглатывает.

— Верно. — Она кивает и начинает вставать.

Черт возьми.

— Подожди. — Я протягиваю руку, и моя ладонь инстинктивно ложится на ее колено. Мы оба замираем, и меня немного выводит из равновесия то, как неохотно я убираю руку. И сколько времени мне понадобилось, чтобы отдернуть ее.

— Прости, — говорю я. — Если буду указывать на очевидное, ситуация не станет лучше.

— Наверное, нет. Но знаешь, что улучшит ситуацию? — Она похлопывает по слишком мягкому матрасу. — Две кровати.

— Это преуменьшение века, — говорю я. — Думал, что буду спать на стуле.

— Я представляла тебя свернувшемся калачиком в ванной, но рада, что ты не думал о том, что мы можем разделить ее. Меня до сих пор мучают ночные кошмары из-за твоих лап.

Я не могу удержаться от лукавой ухмылки.

— Насколько я помню, тебе нравились мои лапы.

Кэтрин предостерегающе прищуривает глаза, но ничего не отвечает. Наверное, к лучшему. Это одно из тех путешествий по дорожкам памяти, которые мне совершенно не стоит совершать.

Кэтрин встает и кивает в сторону ванной комнаты.

— Хочешь первым принять душ?

— Неа. Иди ты.

Я ложусь на кровать и закрываю глаза. Матрас еще ужаснее, чем ожидал, но я слишком благодарен за то, что вырвался из снежного плена и наконец-то покончил с этим днем, чтобы беспокоиться.

— Не торопись, — сонно говорю я ей. — Возможно, если пробудешь там достаточно долго, это смоет грубые грани твоей личности.

— Можно надеяться. — Она расстегивает чемодан. — А если мне очень повезет, то, возможно, душ смоет и воспоминания о нашем браке.

Я начинаю улыбаться, пока не вспоминаю, что она — враг. Когда мы были женаты, нескончаемый запас язвительных замечаний этой женщины приводил меня в восторг, даже когда они были немного обидными. Неприятно осознавать, что они и сейчас так действуют на меня. Неприятно, главным образом, потому, что они вызывают почти удушающее чувство вины, ведь не ей я буду делать предложение завтра вечером.

Я жду, пока закроется дверь в ванную, и только после этого заставляю себя вылезти из ямы матраса и сесть. Нуждаясь в перестройке мышления, чтобы переключить внимание на свою будущую жену, я беру свой портфель и ставлю его на край кровати.

Бросив быстрый взгляд на закрытую дверь ванной, достаю коробочку с кольцом и раскрываю ее. Непостижимо, что я купил его только сегодня утром; кажется,

что прошла целая вечность. Странно и то, что это кольцо, которое должно быть таким свежим в моей памяти, выглядит чужим. В то время как я помню каждую деталь кольца моей бабушки, которое когда-то было на пальце Кэтрин.

Я наклоняю коробочку в сторону, чтобы бриллиант уловил приглушенный свет лампы на тумбочке. Его мерцание должно успокаивать меня. Служить маяком на пути к любви всей моей жизни, символом надежды на то, что впереди меня ждет лучший брак, чем тот, что я оставил позади себя.

И кольцо действительно как будто подмигивает мне. Но вместо того чтобы казаться обещанием, это больше похоже на... угрозу?

Я хмурюсь и сосредотачиваюсь еще сильнее. Пробую представить, что свет лампы — это свет от рождественской елки в доме моих родителей. Пытаюсь представить себе кольцо на пальце Лоло. Когда не получается, пытаюсь стать еще более конкретным, представляя момент, когда надену его ей на палец...

Дверь в ванную открывается, и оттуда высовывается голова Кэтрин.

— Том?

— Что случилось? — говорю я слишком высоким голосом, торопливо закрывая коробку.

Поспешно засовываю ее поглубже в сумку и одариваю Кэтрин ухмылкой, которая, должно быть, не настолько правдоподобная, как я думаю, потому что она растерянно моргает.

— Ты в порядке? — спрашивает она. — Все еще расстроен из-за болоньезе?

— Да. Нет. Да. Я в порядке. А что?

Она бросает на меня слегка встревоженный взгляд.

— Ты ведь знаешь, что я знаю тебя, верно? Знаю, когда ты хочешь что-то сказать, но не знаешь, как?

Я отвожу взгляд.

— И ты знаешь, что можешь сказать мне все, что угодно? Я же не могу ненавидеть тебя больше, чем уже ненавижу. — Она улыбается, и я понимаю, что она не ненавидит меня, как и я ее.

Мы просто не... не сработали вместе.

Так почему я не могу просто сказать ей?

«Эй, Кэтрин. Кажется, я забыл упомянуть. На самом деле я снова женюсь».

Слова не выходят. Потому что я не хочу причинять ей боль, но также и потому, что не хочу признавать тот факт, что у меня есть возможность причинить ей боль. Если я признаю это, то придется признать, что она тоже может причинить мне боль, что, возможно, я никогда не смогу полностью...

Кэтрин частично выходит из ванной, и у меня внезапно пересыхает в горле. Она завернута в полотенце. Только полотенце. Не очень большое полотенце.

— Тебе что-то нужно?

— Да, мне нужна помощь, — говорит она, и то, как она хмурится при этих словах, говорит мне о том, чего они ей стоили.

— С душем? — спрашиваю я.

— Успокойся, Дон Жуан. — Она поправляет полотенце, и я фиксирую свой взгляд на середине ее лба. — С повязкой. На спине. Мне кажется, там что-то не так.

— У тебя всегда были лучшие сексуальные разговоры, — говорю я, чувствуя облегчение от того, что снова могу пошутить. Это гораздо более безопасная почва.