Экзамен-2
Шрифт:
Хашеп — умничка! Хотя и дёргает меня за хвост, но во всём подыгрывает.
— Я — признанная принцесса Хашепсут сталл Наахи риис Смаарр, подтверждаю, что его слова будут переданы в уши королевы.
— Но ни одна авиакомпания не разрешит вам…
— Значит, хаарши не будут пользоваться авиацией. Или мы заведём свою компанию.
И снова — начальники, бумажки, проверки и тяжёлые раздумья.
— Но пассажиры на борту будут нервничать…
— Я обещаю не стрелять в пассажиров из пустого пистолета.
— Но сам вид оружия…
— Под лааром кобуру не видно. А все всё
В общем, на борт я поднялся перепоясанный ремнём с кобурой под лааром.
— Коля, зачем ты так делаешь? — спросила Хашеп, как только мы взлетели. Разговор шёл на Высоком, так что лишних ушей мы не опасались. А Сисишеп прилипла к иллюминатору и на высокую политику не отвлекалась.
— Сам не знаю. Я мог бы списать всё на то, что мне было откровение свыше или что «так надо», но не хочу обманывать тебя. Я правда не знаю.
— То есть, ты мог бы спокойно сдать его?
— Ты знаешь, наверное, да. Но мне правда дорог именно этот пистолет. В конце концов, именно из него я научился убивать. Именно им я отстаивал нашу семью. И твоя мать правда разрешила мне носить его где угодно.
— Я помню. Но здесь правила другие…
— А твой отец сказал, что я могу переписывать правила.
— А, ты решил попробовать себя жрецом?
— Нет, скорее — вершителем. Могу или не могу?
— Муж мой дорогой, — засмеялась Хашеп и прижалась покрепче. — Конечно, ты можешь. Учти только, что твои игры могут иметь далеко идущие последствия! Особенно для нас.
— Не сомневаюсь, — мрачно ответил я.
После погасшего табло «пристегните ремни» я повёл Сисишеп учиться пользоваться человеческим унитазом. Кабинки в самолёте и так тесные, а вдвоём с хаарши — так и вообще непросто. Но обучение прошло успешно, и очередь снаружи выстроилась небольшая… В течение всего полёта к нам подходили и общались, а мы отвечали. Так что к концу рейса мы знали половину пассажиров. Многие просили автограф, и Хашеп щедро их раздавала. В самолёте Сисишеп впервые попробовала человеческую еду. Осторожно и под руководством моей жены: одни и те же блюда на разных хаарши действовали по-разному. Поэтому, собственно, каждый сам себе и готовит. И кормить можно только очень хорошо знакомого или родственника.
— А как же наши блины? — поинтересовался я.
— Каждый из сидящих знал, что еда новая. Так что каждый прислушивается к своему животу и дальше поступает, как знает. После блинов у нескольких было расстройство желудка, но не отравился никто. Так что нам очень крупно повезло!
Таможню в Москве мы прошли чуть ли маршевым шагом. И только в конце я понял, почему. Выход в Шереметьево был заполнен журналистами. И встречали — нас!
— Добрый день! Добро пожаловать на московскую землю! Расскажите, пожалуйста, зрителям, как вам понравилось на Хаарши?
— Спасибо, было очень познавательно.
— Что вы там ели?
— Вам перечислить весь список?
Журналисты засмеялись.
— Канал «Вести». Скажите, как хаарши отнеслись к вашему браку?
— С удивлением.
— Вы будете жить здесь или там?
— Поблагодарите кого-нибудь, чтобы не у вас дома.
Если в первую секунду внимание прессы приятно: чувствуешь себя эдакой значимой звездой, то с третьего вопроса я понял, что лучше бы этого не было. Увы, тогда не было бы и всего остального. Мы с Хашеп теперь популярная пара в обоих мирах, и ничего с этим не поделать. Так что придётся как-то терпеть, как-то выкручиваться. Вопросы были самые разные, понятные и простые, или с подковыркой… Вокруг толпились люди, глядя на бесплатное представление.
— Скажите, а на хаарши разрешено двоежёнство?
— Вы знаете, я не спрашивал. Но съездите, спросите!
— А как же вам разрешили двух жён?
— А кто вам сказал, что у меня их две? У меня их двадцать восемь. Только двадцать шесть умерли, и я не ручаюсь за оставшихся.
— Вы шутите!
— А вы разве нет?
— Скажите, что ваши жёны думают о России?
— Мяаааууу! — вдруг раздался очень мощный и сильный звук. — Мауаияауааа! Ооууу!
Я коротко глянул на Хашеп и «перевёл»:
— Очень хорошая страна. Но вот журналисты здесь абсолютно тупоголовые! До одного считать не умеют. Простите, мы пойдём.
— Скажите! — донеслось вслед. — Сколько платят космолётчикам?
— Два миллиарда, — почти не оборачиваясь ответил я. — Ежемесячно. В сукре.
А на выходе я остановился и полной грудью вдохнул родной московский воздух.
— Холодно! — удивлённо поёжилась Сисишеп.
Да. Москва встречала нас умеренной прохладой. Пятнадцать градусов где-то. Удивительно, почему первой это заметила рабыня? Несмотря на шерсть?
Таксист кинулся раскрывать перед хаарши двери. Нет, вот всё-таки наш мир куда лучше относится к инопланетянам, что бы мои дамы об этом не думали. Отзывчивее у нас люди, внимательнее. Доброжелательнее.
— Куда едем, шеф?
— Фрязино. Оплата по карточке.
— А без проблем. Поехали!
— Коля, — вдруг сказала Хашеп. — Ты давно не наказывал свою рабыню.
— Хаш, сейчас, вроде бы, не совсем уместная обстановка!
— Почему? Подумай хорошо, как наказать её… лучше всего?
Мне пришлось поднапрячься, чтобы решить этот ребус.
— Сисишеп, запрещаю тебе отводить взгляд от окна. Смотри только наружу.
Хаш кивнула и облизнула нос.
— Эй, парень! Ты что, их язык знаешь? Слушай, вот скажи, правду говорят, что они людей терпеть не могу?
— А мы сами-то себя терпеть можем? — рассеянно ответил я.
До Фрязино из Шереметьево чуть больше часа езды. А мы ехали, и я думал, что в России всё наперекосяк. Таксисты задают вопросы более грамотные, чем журналисты. Хаарши водят корабли в космос. Деньги дают за верность, а не за предательство. И где мне ещё жить, как не здесь? Только здесь люди женятся на хаарши, а те прилагают уйму усилий к тому, чтобы этот брак состоялся. А дальше… Дальше будет простая, полная бытовых трудностей жизнь. Надо будет купить квартиру, обучить Сисишеп языку и грамоте, найти ей какое-нибудь занятие, когда подрастут дети — придётся устраивать их в школу… У нас будет очень много общих дел, а трудности для Хашеп — это жизненная необходимость. И в России их будет предостаточно. Так что за жену я спокоен. А за себя?