Экзекутор
Шрифт:
В дверях стоял жизнерадостный священник, которому было изрядно за шестьдесят, разговаривая с невысокой плотной женщиной. Он был лыс до самой макушки, и то, что осталось, представляло лишь два островка седых волос. По одному над каждым ухом.
Он попрощался с женщиной, и Хантер по четырем коротким ступеням поднялся к церкви.
— Отец Малькольм? — спросил он.
— А вы, должно быть, детектив, с которым я говорил по телефону? — с теплой улыбкой сказал священник.
— Я детектив Хантер. — Удостоверение он держал в руке. — Спасибо, что
Прежде чем впустить его, священник быстро проверил удостоверение Хантера. Внутри церковь была большая, и алтарь сиял сотнями свечей. Главный зал мог вместить до пятисот верующих, и сейчас среди бесчисленных рядов скамеек красного дуба разместилась горсточка людей. Некоторые из них молились, некоторые читали Библию, а кое-кто вроде подремывал.
— Поговорим у меня в кабинете? — Священник сделал приглашающий жест. — Он тут, неподалеку.
— Конечно, — кивнул Хантер.
Кабинет отца Малькольма был небольшим, но уютным. Стены белые с серым. Классическая мебель, в которой явно чувствовалось европейское влияние. У задней стенки, развернутый к дверям, тяжелый деревянный стол. Перед ним размещались две копии викторианских кресел. На стенах висели изображения святых, а большой книжный шкаф слева от стола был отдан религиозной литературе.
Отец Малькольм пригласил Хантера садиться, а потом и сам занял место за столом. Несколько секунд оба молчали.
— Не могу поверить тому, что случилось. — Голос у отца Малькольма был тихий и печальный. — Отец Фабиан был хорошим человеком и хорошим священником.
— Мне очень жаль, — ответил Хантер. — Насколько я знаю, он был вашим близким другом.
Священник кивнул:
— Мне довелось преподавать в семинарии. Фабиан был одним из моих студентов. Я знал его больше двадцати лет.
— Каким он был?
— Добрым, преданным, сострадающим. Как я и говорил, он был хорошим священником.
— Когда вы в последний раз видели его?
— Примерно две недели назад. Мы устроили благотворительную распродажу выпечки для старших школьников. И он пришел помочь мне. — Смущенная улыбка скользнула по губам священника. — На самом деле он пришел поесть. Он очень любил банановые булочки.
— Не было ли в нем чего-то странного? Может, он был обеспокоен или нервничал из-за чего-то?
— Отнюдь. Он был, как всегда, спокоен. Очень разговорчив, все время шутил со школьниками. Выглядел немного усталым, но это всегда было свойственно отцу Фабиану.
— То есть? — Хантер легко коснулся шрама на шее.
— Насколько я знаю, ему никогда не удавалось как следует высыпаться.
— На то была какая-то особая причина?
Он слегка помотал головой:
— Мы имеем дело со многими невзгодами и тяготами, детектив, и порой в середине ночи они всплывают в памяти и заставляют бодрствовать. Фабиан как-то рассказал мне, что видит плохие сны едва ли не постоянно.
Хантер вспомнил, как он прочел несколько абзацев в дневниках отца Фабиана о плохих снах, но тот никогда не описывал их в подробностях.
— Он когда-нибудь говорил с вами об этих снах?
— Никогда. Он был очень замкнутый человек.
Хантер что-то черкнул в своем черном блокноте.
— Он вообще когда-нибудь делился своими тревогами?
— У нас, священников, вообще много тревог, детектив Хантер. Мы имеем дело с людьми, которые испытывают нужду, а сегодняшний мир полон бед. Но я предполагаю, вы имеете в виду те тревоги, которые стоили ему жизни?
Хантер не ответил, но его молчание было вполне понятным.
— Нет, — уверенно ответил отец Малькольм. — Он был простым человеком. Жил ради церкви и чтобы помогать другим. И какие бы беды его ни беспокоили, заверяю вас, они не угрожали его жизни.
Хантер подумал о тех словах, которые ему сейчас придется произнести. Он понимал, что вступает на опасную территорию.
28
— Отец Фабиан когда-нибудь говорил вам о своих сомнениях по поводу решения стать католическим священником или о своих намерениях оставить эту стезю? — спросил Хантер и заметил, как изменилось поведение отца Малькольма. Он оскорбился. Прищурившись, уставился на Хантера.
— То, что мы делаем, основано на преданности вере и на радости служить Господу нашему, детектив Хантер. — Голос священника был ровным, но твердым, словно он укорял непослушного ребенка. — Мы делаем это не ради денег или житейских благ. Это призвание. Я должен признать, что порой оно становится тяжким грузом. Ничто человеческое нам не чуждо, и поэтому у нас бывают минуты слабости, неуверенности. И для тех из нас, кто выбрал путь служения Господу, нет ничего необычного — порой вопрошать себя, правильное ли то было решение. Но наша вера всегда оказывается сильнее, чем любые сомнения. Вы понимаете, что значит вера, детектив?
— Думаю, что да, — кивнул Хантер. — Слепое убеждение, не требующее ни вопросов, ни доказательств.
Отец Малькольм улыбнулся, обнажив желтоватые зубы.
— Это убеждение держит нас на правильном пути. Устраняет наши сомнения. Так что, отвечая на ваш вопрос, детектив, — да, мы с отцом Фабианом говорили и о наших сомнениях, и о наших дилеммах. Лишь потому, что мы приняли решение служить Господу, это не избавило нас от искушений и нечистых мыслей. Но то, что нас посещают туманные мысли, еще не значит, что мы принимаем их. Он был человеком неоспоримой веры.
— Прошу вас, поймите меня правильно, отец, — сказал Хантер, наклоняясь вперед и упирая локти в колени. — Я не задаюсь вопросами о вас или о вашей вере. Я просто стараюсь понять, были ли причины для таких нечистых мыслей. Если были, то это может дать нам какой-то след. Отец Фабиан когда-нибудь говорил вам, что хочет бросить служение?
Отец Малькольм почесал маленький шрам над правой бровью. Хантер видел, что он обдумывает, должен ли отвечать на этот вопрос или нет.
— Это в самом деле очень важно, — настоятельно повторил Хантер.