Экзорцист: Проклятый металл. Жнец. Мор. Осквернитель
Шрифт:
Что происходит?!
Неужели я настолько сросся с бесом? А вот и тьма пожаловала…
Очнулся я от тряски, растревожившей и без того нывшую правую кисть.
Карета на колдобинах подпрыгивает? Так и есть. А с рукой что? Отлежал? Нет, не похоже… О Святые!
Воспоминания навалились разом: короткая схватка, изгнание беса, видения…
Когда очнулся во второй раз, в голове немного прояснилось, и я начал обращать внимание на будто через толщу воды доносившийся разговор.
– Сколько? Сколько, я тебя
– Полсотни, может, пять дюжин… – простонал крысеныш. – Не больше!
– Получал сколько? – даже не обернулся на мой полувздох-полувсхлип Пратт.
– По сотне за оставшихся, за вернувшихся – по три.
– Возили куда? Норвейм, Ланс, Драгарн?
– Не знаю… – Кровь, стекавшая по лицу из разбитого носа, пятнала белоснежный воротник сорочки растерявшего весь свой лоск помощника коменданта.
– Куда?! – озверевший Джек двинул кулаком тюремщику по уху. – Убью!
– В Ла-а-анс, – всхлипнул тот. – Там отше-е-е-льник…
– А братья-экзекуторы, они в деле?
– Не зна-а-аю…
Я закрыл глаза. Меня это теперь совершенно не интересовало. Меня уже вообще ничего не интересовало. Абсолютно.
Только сейчас, немного придя в себя, я понял, что натворил. Понял, на что себя обрек. И мне стало страшно.
Когда человек теряет зрение или слух – это можно пережить. Когда человек теряет часть себя – гораздо хуже. Но тоже не смертельно. А вот собственноручно вырванный и выброшенный на помойку талант – это будет жечь всю оставшуюся жизнь. Да и можно ли назвать подобное существование жизнью?
Теперь мне стали прекрасно понятны устремления экзекуторов. Стоит только ощутить в себе отголосок силы, запретного знания, нечеловеческого могущества – и уже невозможно остановиться. Именно поэтому умирали на дыбах и горели на кострах бесноватые; в муках отдавая частицы своего таланта неодаренным, но умным, хитрым и практичным палачам. Делая их сильнее и могущественней. Давая им смысл жизни – ибо все остальное только тлен и прах.
А я сам – пусть спасая жизнь, но все же сам! – отрекся от таланта. Таланта, позволявшего видеть и ощущать недоступное простым людям. Таланта, который никогда больше не загорится во мне подобно маленькому солнцу. И который я не смог оценить по достоинству, пока не потерял.
Я обменял его на собственную жизнь.
Но был ли равноценным обмен?
Впрочем…
Да какая теперь, собственно, разница? Накладывать на себя руки я точно не собираюсь. И вообще, если уж на то пошло, раз люди бывают одержимы бесами, кто сказал, что невозможна обратная ситуация? Действительно – кто?..
Часть вторая
Год 973 от Великого Собора
Глава 1
Писарь. Осада Нильмары
Месяц Святого Иоанна Грамотея
Ополченцы покидали Мерн на исходе ночи. В предрассветной тишине, лишь изредка разрываемой заполошным собачьим лаем. Ни красивых слов чиновников городского магистрата, ни плача жен и матерей, ни скупых напутствий отцов и старших братьев. Только скрип тележных колес, лошадиное ржание и негромкие голоса отправлявшихся на войну мужчин. Да еще брех собак, но куда ж без него…
По листве деревьев, дорожной грязи и лужам шелестел мелкий дождик, окраина города постепенно таяла, теряясь в серой пелене. Обоз с ополчением уходил на войну ночью, чему назначенный на время пути старшиной помощник бургомистра Арнольд Вадер был только рад. Меньше всего ему хотелось утешать заплаканных женщин и, глядя им в глаза, врать, что «все будет хорошо». Хорошо уже точно не будет, и далеко не все из ополченцев вернутся домой. Далеко – да…
Помощник бургомистра зябко поежился, поправил воротник плаща и вновь привычно-обреченно принялся перебирать в памяти имена отправлявшихся на войну горожан. Многие из тех, кто помоложе, выросли на его глазах, да и остальных он хотя бы в лицо, но знал – Мерн городок не из великих. Все на виду.
И пусть в ополчение отбирать старались в основном «кого не жалко» – бездетных холостяков, запойных пьяниц, голытьбу да парней из многодетных семей, легче от этого не становилось. Еще ведь и добровольцы были…
Арнольд Вадер тяжело вздохнул и обернулся к шагавшему рядом с телегой невысокому худощавому пареньку. Умное лицо, вихры выбивающихся из-под капюшона плаща светлых волос, въевшиеся в пальцы чернильные пятна…
– Да, дядя?
– Не передумал? – в который уже раз уточнил у племянника старшина городского ополчения. – Еще не поздно…
– Нет! – упрямо сжал губы Карл Вадер и отвернулся. В предшествующие сборам дни ему удавалось этого разговора избегать, но дальше так продолжаться не могло. Приказ «ни шагу от телеги!» не оставлял никакой возможности для маневров.
– Ну зачем тебе это, а? – досадливо поморщился Арнольд. – Сколько тебе – семнадцать? Восемнадцать? А уже секретарь в магистрате! Да с твоими способностями я бы еще лет десять назад бургомистром стал. И мать, о матери ты подумал? Я ж ее знаю – она твоей смерти не переживет!
Паренек только втянул голову в плечи и, ухватившись за борт телеги, молча шлепал по лужам. Разговор с матерью вышел не из легких, и вспоминать о нем не хотелось.
– Карл, – позвал дядя. – Ну зачем тебе это, а?
– Долг каждого мужчины защищать родину и истинную веру…
– Тю-у-у! – только и всплеснул руками Арнольд Вадер. – Ты эти сказки для девочек оставь. Долг каждого мужчины, понимаешь…
– Но если Ланс захватит Нильмару, мы лишимся выхода к морю! – начал горячиться, явно накручивая себя, паренек. – И Пакт…