"Эль Гуахиро" - шахматист
Шрифт:
— Вы курите? К одиннадцати пойдем передохнуть?
Они сидели на массивной чугунной скамейке перед небольшим бассейном с рыбками под негустой тенью королевских пальм и вели разговор.
— Ага! И приспело! Приспело объяснение, отчего это вы пребываете в состоянии поисков обобщающей социологической теории. — Фернандес отшвырнул сигарету и с удовольствием потер руки. — Современные социологи, особенно там, в Европе и… дальше, давно пришли к сознанию необходимости дифференцированного подхода к оценке различных социологических идей и, повторяю, нуждаются в обобщающей теории.
Рамиро не очень понимал, о чем вел речь его собеседник, и злился на себя и на него.
Фернандес же поглядел в упор и задал вопрос:
— Вы делаете вид или действительно не понимаете, что я говорю… о марксизме?
Рамиро снял ногу с ноги, отшвырнул носком гальку через дорожку, посыпанную желтым морским песком, и встал.
— Ты к какой организации принадлежишь? Если к «Кубинскому националистическому движению», то передавай привет Фелипе Риверо, — сказал довольно грубо Рамиро и собрался было зашагать к зданию библиотеки, но длинноногий Фернандес — как только не переломились его конечности — проворно вскочил и преградил путь, широко улыбаясь.
— Ну зачем же так сразу, Фернандес? Открытая террористическая диктатура наиболее реакционных, наиболее шовинистических, наиболее империалистических элементов крупного финансового капитала — это, честно скажу, не мое кредо. Не по мне! Мы с вами связаны одной судьбой. Апатриды — люди без родины! Мы товарищи по несчастью…
В середине дня оба они оставили читальный зал, чтобы отправиться на обед. Как только Фернандесы оказались в парке, их внимание привлекла шумевшая и быстро растущая у эстрады толпа.
— Что-то случилось, — первым заметил Рауль Луис. — Будем снова митинговать…
Бейфронт-Парк. вот уже десять лет был излюбленным местом кубинских эмигрантов для встреч, собраний и манифестаций.
— Похоже, что-то серьезное! — И Рамиро остановил пробегавшую мимо полнобедрую землячку на «шпильках» и в туго обтянутой короткой юбке.
— Вчера ночью около его дома выстрелом в спину и тремя в голову убили старика Торрьенте. Сейчас передают по радио, — сообщила та, не поднимая головы, и заспешила к эстраде.
— To the victors belong the spoils, [36] — сказал Рауль Луис, лицо его ничего не выражало. — А победителей уж нет!
— Четыре миллиона, собранных на общее дело, этими выстрелами не возвратишь! Но урок другим будет! — И Рамиро выплюнул набор бранных слов. — Мы грызем галеты «Госо», а кое-кто…
— По вас это не видно, мой друг, — не без иронии заметил Рауль Луис. — Но все, что ни делается, к лучшему!
— Каждый занимается своим! Хотите есть — поехали! — отрубил Рамиро и указал на «шевроле».
36
Добыча принадлежит победителям (англ.).
Расстались они после обеда, а наутро Рамиро был уже снова в библиотеке и рассказывал историю с книгами пожилой библиотекарше.
— Этот Фернандес много знает. Энциклопедист. Спиноза! Не признается, но я вижу, что в душе он рассуждает правильно. Вы пообщайтесь с ним — много узнаете, — добавила она.
«Спиноза! Больно уж все знает. Давит. Долго быть с ним рядом — стошнит», — подумал Рамиро.
— А с чего это он такой умный? Что читает?
— Да вы взгляните на его карточку, — предложила библиотекарша, и Рамиро установил, что его новый знакомый не случайный посетитель, он уже два года как постоянный читатель «Майами паблик лайбрери». Узнал он и то, что Фернандес — человек весьма независимых взглядов, поэтому и безработный.
Их знакомство переросло в приятельские отношения. Они стали вместе бывать на ипподроме, где в центре круга, в прудах, жили розовые фламинго, белые и черные лебеди; появлялись в кино, во фронтоне, на собачьих бегах. Рауль Луис не играл, давал лишь — и иной раз весьма точные — рекомендации. Он хорошо знал Майами, окрестности его, людей и разные организации и кубинскую эмиграцию. Его, однако, знали не многие. Видно, потому, что сам он явно к этому не стремился. Вообще же он помнил массу занимательных историй, умел рассказывать анекдоты. Чего совершенно не умел Рауль Луис, так это играть в шахматы. Вместе с тем ходил с Рамиро в клуб с удовольствием и терпеливо и подолгу ожидал его там.
Со временем Рамиро отметил, что всякий раз, как он или кто другой заводил разговор о Кастро, Рауль Луис отмалчивался, не поддерживал беседы. Но однажды, после нескольких лишних рюмок, выпитых на коктейле в «Госпитале ветеранов», куда они были приглашены администратором-кубинцем, по дороге домой Рауль Луис обронил в машине пару лестных фраз в адрес Кастро и новой Кубы. И это насторожило Рамиро.
В середине мая, после просмотра нового фильма о Кубе, инструктор Сонни отозвал Рамиро в сторонку. Лента была приобретена за большие деньги в Швейцарии у какого-то дипломата, которому удалось заполучить пленку в Праге у чешского специалиста, только что возвратившегося из Гаваны. Ее смотрели многие неизвестные Рамиро приглашенные. Сонни представил толстенького, лысеющего человека с маленькими, цепкими глазками и попросил подвезти того на Коллинз-авеню, в отель «Сан-Суси». Из разговора, который состоялся по дороге, Рамиро смог сделать единственный, совершенно определенный вывод: приезжий американец с лисьими глазами осторожно интересовался Раулем Луисом.
Прошло еще два уик-энда. Первый они с Мартой провели а загородном клубе, а во второй летали в Вашингтон. Рамиро давно обещал показать своей любимой «белую столицу великой страны».
С начала этой недели он занимался сочинениями апологетов детерминизма и экзистенциализма, разбираясь в том, что такое «свобода» и «необходимость», и, делая паузу и отдыхая, дочитывал «Мартина Идена». Джек Лондон ему нравился. Он легко читался в отличие от Хемингуэя. В этом они сходились с Раулем Луисом
Раскуривая сигарету в парке, Рамиро подумал, что вот уже несколько дней не видел своего нового приятеля. «Не заболел ли он? Где его тогда искать?» Но рассуждения прервал Рауль Луис, показавшийся на дорожке И без того бледное лицо его было желто-серым, черные круги под глазами и бескровные губы выказывали усталость и волнение.
— Что происходит, Рауль Луис? Влюбился? Страдаешь! С таким, как ты, всевышний так и поступает. На тебе лица нет!
Рамиро предложил ему выкурить «Измир», настоящую турецкую сигарету.
— Да нет, ничего! Все о'кей! С чего ты взял? — Рауль Луис сделал две глубокие затяжки. — Все девы мира одинаково… привлекательны… телом, а влюбляться — занятие пустых, неполноценных мужчин.
— Ладно! Как хочешь. Только любую ношу на двух спинах всегда легче нести. Скажи, чем это все закончится? Одни убирают Торрьенте, другие мстят за него, и на тот свет отправляется Родригес Вивес, [37] третьи стреляют в Ауреу Поджио, [38] четвертые кончают Эрнесто Родригеса. [39] Бьют и уничтожают друг друга. Чем это кончится?
37
Ярый фашиствующий кубинский контрреволюционер.
38
Ярый фашиствующий кубинский контрреволюционер.
39
Председатель партии «Христианско-демократическое движение».