Элантрис
Шрифт:
Гаотона слегка наклонил полотнище для лучшей видимости, чтобы падал свет очага, и прищурился.
Гаотона теперь стар, и его зрение уже не то, что было в молодости.
«Точность мазков, подбор красок, густота масла… Все исполнено мастерски, – размышлял он, – как будто подлинник».
Никогда бы не подумал, что эта работа – фальшивка. Цветок слегка не там – едва заметно. А луна лишь на какую-то малость ниже, чем в оригинале. Лучшие мастера тщательно работали над картиной – целыми днями
– Она – одна из лучших среди всех ныне живущих Воссоздателей, – раздался голос арбитра, соратника Гаотоны. Арбитры – высшие и наиболее влиятельные чины империи. – У нее огромнейшая репутация и большая слава. Я считаю, что ее нужно казнить другим в назидание.
– Нет, – возразила Фрава, верховный арбитр и предводитель. – Ее таланты необходимо использовать. Для нашего спасения.
«Интересно, зачем она создает такие подделки? Какой талант, какой гений! Такое мастерство, – думал Гаотона, – должно творить, созидать, а не растрачивать себя на фальшивки, пускай и совершенные. Очень странно. Понять бы ее мотивы».
– Да, именно так, – продолжала Фрава. – Она воровка и ведьма. Но я в состоянии уследить за ней. И с ее помощью можно благополучно вылезти оттуда, куда мы все вместе с вами угодили.
Среди остальных пробежал тихий ропот, выражавший протест и опасения.
Арбитры обсуждали девушку по имени Ван ШайЛу. И она не просто какой-то мошенник с улицы…
У нее был дар, дар менять материю самой реальности, саму ее сущность. Что невольно приводило к другому вопросу. Зачем ей все это: рисование, картины. С таким, можно сказать, неземным талантом, браться за кисть – просто скучно и бессмысленно.
Вопросы, вопросы… Гаотона обвел присутствующих взглядом, сидя немного поодаль, у камина.
Арбитры заговорщически склонились над столом Фравы. Они были одеты в яркие длинные робы, которые сейчас, в свете огня, переливались.
– Фрава права, – сказал Гаотона.
Они резко обернулись в его сторону. Тяжелые лица, хмурые… и явно недовольные его словами. Но то, как они стояли, это напряжение, полностью выдавало их.
Былой авторитет Гаотоны все еще ощущался.
– Приведите заключенную, – приказал он, поднимаясь. – Очень интересно послушать эту девушку. Кстати, я подозреваю, что держать ее под контролем будет не так легко, как предполагает Фрава. Но выбора, у нас, собственно и нет. Либо она и ее дар, либо с нашей властью над империей мы можем попрощаться.
Недовольный ропот прекратился. Никто уже, наверное, и не помнит, когда последний раз Фрава и Гаотона приходили хоть к какому-то согласию. А уж тем более по такому вопросу. Шутка ли – привлечь Воссоздателя в дела арбитров!
Один за другим трое остальных кивнули.
– Значит, так тому и быть, – тихо произнесла Фрава.
День второй
Шай надавила ногтем на один из каменных блоков в кладке стены тюремной камеры. Камень слегка поддался.
Она потерла пыль на пальцах – известняк!
Шай улыбнулась. Известняк. Эту маленькую жилку так легко не заметить. Значит, теперь, если, конечно, она права, ей удалось обнаружить и опознать все сорок четыре породы, используемые при строительстве каменной стены ямы-камеры, в которой ее держали.
Она присела рядом с кроватью и стала выводить письмена на деревянной ножке, используя вилку, предварительно отогнув в сторону все зубцы, кроме одного, – для письма. Жаль, нет очков: приходится постоянно щуриться.
Воссоздание требовало определенных условий – нужно было знать прошлое предмета, его сущность. Шай была почти готова.
Пламя свечи вдруг случайно выхватило соседние царапины: ими она отмечала дни в заключении. Настроение мгновенно испортилось.
«Время поджимает», – подумала Шай. По ее подсчетам получалось, что публичная казнь – уже завтра!
Один день… Нервы натянуты, как струны. Один день, чтобы закончить печать души и сбежать. И камня души нет – приходится работать на какой-то деревяшке, и не чем-то, а обычной вилкой!
Строители камеры изрядно постарались. Стены сложены из разных пород, с многочисленными вкраплениями и жилами – изучить и воссоздать такое не под силу, наверное, даже Шай.
Мало того, камень специально доставляли из разных каменоломен, каждый со своим прошлым. Воссоздать все это, опираясь лишь на те смешные знания, что у нее были, – гиблое дело. Но даже если вдруг ей каким-то чудом удастся произвести трансформацию стен, наверняка ее могли поджидать еще какие-нибудь ловушки, установленные строителями.
О, Ночи! Во что же она вляпалась?!
Все подготовлено, все письмена написаны. Она взглянула на свою согнутую вилку, отковыряла металлическое покрытие ручки и стала чертить на ней. Ручка теперь выступала не чем иным, как самой печатью души.
«Так не выбраться, – сказала она сама себе. – Нужно придумать что-то еще».
Девушка уже пыталась найти другой выход, проведя шесть дней в поисках – кого бы подкупить, уговорить… может быть, даже подслушать что-нибудь о своей камере. Но, увы, пока ничего…
В этот момент ее раздумья прервал скрип двери – кто-то вошел в подземелье.
Шай мгновенно подскочила, спрятав вилку себе под пояс. Неужели день казни перенесли?
По подземелью раздавался гулкий шум чьих-то шагов. Шай прищурилась, пытаясь разглядеть через щель в люке, кто пришел. Там стоял человек в сопровождении четырех стражников. Тело его было слегка удлиненным – вытянутые пальцы и черты лица.
То был Великий – так называлась раса. Именно они, Великие, правили империей. На нем было сине-зеленое одеяние – признак низшего ранга. По всей видимости, выдержал экзамен на получение чина, но так и не продвинулся вверх по служебной лестнице.