Ельцын в Аду
Шрифт:
Непохоже на действия властолюбца и себялюбца, мечтающего загнать в ГУЛАГ всю страну, -Подумал Ельцин.
– А еще он , - наябедничал Андреев, - с югославским Титой предлагал помириться!
– Так история доказала, что я был прав!
– попытался оправдаться Берия.
– И партия так считала! Зря, чтоли мне присвоили вскоре после окончания войны, в июле 1945 года, звание Маршала Советского Союза? Руководство страны никогда не жалело для наркома внутренних дел высших отличий. Я - генеральный комиссар государственной безопасности, Герой Социалистического Труда, у меня четыре ордена Ленина и два - Красного Знамени. И даже есть полководческий знак отличия - орден Суворова 1- й степени. Как сказано в указе, «за образцовое выполнение специального задания правительства».
–
Знаем мы, за что тебе орден Суворова дали, - хмыкнул Ельцин, - за выселение народов Северного Кавказа и Крыма!
Берия действовал согласно «языковедческому закону Сталина»: провинившийся язык уничтожается вместе с его владельцем, сильно провинившийся - вместе со всем народом!
– поиграл словами Троцкий.
Лаврентий лишь тряхнул головой, словно отгоняя надоедливую муху:
Да, это была блестящая операция! Несколько тысяч оперативных работников НКВД, НКГБ и «СМЕРШа» и до 100 тысяч военнослужащих внутренних войск под моим руководством в считанные сутки переселили с родных мест в восточные районы страны около 650 тысяч человек! А ты с чеченцами справиться не смог! Да обо мне слагались песни: «О Берии поют сады и нивы, он защитил от смерти край родной. Чтоб голос песни, звонкий и счастливый, всегда звучал над солнечной страной». Детвора на школьных утренниках декламировала стихи: «Что за праздник у ребят? Ликует пионерия: это к нам пришел в отряд Лаврентий Палыч Берия». Защищались кандидатские диссертации на тему: «Лаврентий Павлович Берия - верный друг и соратник товарища Сталина». И вдруг - враг советского народа...
Я всегда подмечал за тобой какую-то двойственность, Лаврентий, - сыграл в детектива «кремлевский горец».
– То ты на пользу Родине работаешь, то на пользу себе. То ты против репрессий, то активно их используешь. То ты врагов народа «на станцию Могилевскую», используя твое выражение, вагонами отправляешь, то личных недругов в гроб укладываешь. То сажаешь, то освобождаешь. Пора бы определиться...
Да я давно определился, батоно! Моя линия всегда совпадала и с Вашей личной, и с линией
партии!
Да? Я, что ли, тебе поручил убирать Ханджяна и Лакобу?! Эй, пусть кто-нибудь сообщит подробности!
Член коллегии комитета партийного контроля Иван Короткое:
Для начала прочту одно официальное извещение: «Заккрайком ВКП(б) извещает о смерти секретаря ЦК КП(б) Армении тов. Ханджяна, последовавшей 9 июля 1936 года в результате акта самоубийства. Рассматривая акт самоубийства как проявление малодушия, недопустимого особенно для руководителя парторганизации, ЗКК ВКП(б) считает необходимым известить членов партии о том, что тов. Ханджян в своей работе за последнее время допустил ряд политических ошибок, выразившихся в недостаточной бдительности в деле разоблачения националистических и контрреволюционных троцкистских элементов. Осознав эти ошибки, тов. Ханджян не нашел в себе мужества по- большевистски исправить их на деле и пошел на самоубийство».
А вот как было на самом деле. Как раз в те дни в здании Закавказского крайкома, рядом с кабинетом первого секретаря (им был Берия) работала комиссия КПК по проверке деятельности партийных организаций Закавказья. Я был председателем, членом - старая большевичка Анна Иванова.
Рабочий день шел к концу. Вдруг в кабинете Берии прогремел выстрел. Я кинулся на звук, открыл дверь. Лаврений бросил на стол пистолет, на ковре в луже крови лежал с простреленной головой Агаси Ханджян, первый секретарь ЦК Армении. Я вернулся к себе, сообщил о случившемся Ивановой и добавил: «Никогда, нигде, никому об этом не рассказывай. Если хочешь жить». В поезде, на обратном пути в Москву, я повторил: «Смотри, Анна, ни слова. Иначе мы с тобой погибнем».
Записка, которую Агаси Ханджян якобы оставил жене перед «самоубийством»: «Я запутался в своих связях с врагами партии. Жить так больше не могу. Не вини меня. Прощай», - оказалась ловкой подделкой.
...Схожая пьеса разыгралась в Абхазии. Ее антигероем стал первый секретарь местного ЦК, личный друг Сталина Нестор Лакоба, тоже «покончивший с собой», а на самом деле отравленный Берией. Основные обвинения те же: отторжение автономной республики от Советского Союза, подрыв колхозного хозяйства, шпионаж и самое важное, ставшее уже дежурным, - организация террора против вождей.
Спектакль был поставлен Берией в Сухуми, где совсем недавно еще стоял памятник Нестору Лакобе. В числе тринадцати обвиняемых был его брат Михаил Аполлонович. Перед казнью Михаила от него добивались провокационных показаний против погибшего брата. Несчастному «свидетелю» была обещана жизнь.
Заседания велись на трех языках: русском, абхазском, мингрельском, при двух переводчиках. В зрительном зале - 400 рабочих, колхозников. На сцене - судьи, прокурор, адвокаты и 13 обвиняемых. Время от времени председательствующий зачитывал телеграммы от трудящихся: «Раздавить гадов!», «Стереть с лица земли матерых врагов а6хазского народа!». Было устроено и закрытое заседание: обвиняемые дружно сознавались в связях с «одной иностранной разведкой».
Бывший нарком земледелия Абхазии, а ныне вредитель Михаил Чалмаз покаялся: «Вся контрреволюционная работа была направлена против политики ЦК КП(б) Грузии и секретаря ЦК Лаврентия Берии. А ведь эта линия полностью соответствует генеральной линии ЦК ВКП(б)».
Все обвиняемые охотно давали предусмотренные сценарием показания, свидетели тоже знали свои роли назубок. Десятерым из тринадцати дали расстрел, остальных отправили на истребление в лагеря...
Мифической организации Нестора Лакобы инкриминировали еще и срыв снабжения Абхазии продовольствием. Катастрофические последствия погрома, устроенного Сталиным и Берией в грузинских селах в годы насильственной коллективизации, были у всех на виду. Выдался хороший шанс свалить вину за скудость жизни, за постоянные нехватки с больной головы на здоровую.
Когда чекисты пришли за вдовой Лакобы, его четырнадцатилетний сын Рауф сорвал со стены портрет Сталина и начал топтать его ногами: «Отца погубили, теперь маму забирают!..» Мальчика тоже арестовали.
Берия никогда не затруднялся в выборе обвинений, какими бы нелепыми они ни выглядели. Оказывается, Нестор в двадцать девятом году помог Троцкому бежать из Сухуми в Турцию. Сарии Лакобе предложили признаться в том, что она содействовала осуществлению этого плана, и обещали пощадить, отправить в ссылку, помочь устроиться на новом месте, позаботиться о сыне. Но женщина отказалась, избиения ее не сломили. Берия приказал привести Рауфа и пытать при ней, на ее глазах. Мальчик кричал: «Мама, не подписывай! Не подписывай ничего, мама!» Жену Лакобы замучили насмерть. Ведь она осмелилась заподозрить в отравлении мужа самого Лаврентия Павловича... Сестру Сарии отправили в Карагандинский лагерь.
Летом 1937 года в Сухуми пришло распоряжение: гроб врага народа Лакобы выбросить из могилы, памятник уничтожить.
Но я не только личные счеты сводил! А еще и выполнил Ваши пожелания, товарищ Сталин!
– залебезил Лаврентий.
– И высказанные вслух, и тайные, но угаданные...
Зачем при этом ты с детьми и родичами арестованных расправлялся?
– бросил Хрущев.
... Рауфа Лакобу отправили в детскую колонию - один из худших видов лагеря. Оттуда мальчик осмелился послать письмо наркому, бывшему другу их семьи: «Дорогой дядя Лаврентий! Все дети учатся, а я не могу. Умоляю Вас, переведите меня в такую колонию, где есть школа, чтобы я мог получить среднее образование».