Электрическое бессмертие
Шрифт:
В последующие два дня не произошло ничего, хотя бы на шаг приблизившего к поиску тайного архива. Паныча поселили в рабочее общежитие около Немиги, в Романовской слободе, чтобы становился ближе к простому народу, оттого возненавидел пролетариат ещё более. Выслушал полдюжины лекций о грядущей победе мировой революции и всеобщем благоденствии по её окончании. Из развлечений – прогулки по городу, уныло-провинциальному по сравнению с Краковом и, уж кончно, Варшавой. Только вокруг улицы Советской, до большевистского переворота Захарьевской, да окрестности Соборной площади, отныне - «Пляц Волі», двух- или трёхэтажные кирпичные дома, каменные мостовые и тротуары. Изредка попадаются редкие автомобили глубоко довоенного выпуска. Далее – километры одноэтажной деревянной застройки, кривые грунтовые улочки, ухабы с лужами, покосившиеся заборы, полное отсутствие освещения… Объявленный в Москве НЭП, о котором столько разговоров, Белоруссии не коснулся. По крайней мере, в мае 1922 года он никоем образом не сказался на облике Минска. Может, где и открылись частные магазины да предприятия, Генрик их не заметил, а обсудить с соседями, сознательными рабочими, и присматривающим милиционером не мог. Большевики сочли НЭП ошибкой, уступкой буржуазной сволочи. Или же продуманной акцией: благодаря частным предприятиям вычислить оставшихся капиталистических недобитков, чтобы один прекрасный день превратить в Варфоломеевскую ночь.
Наконец, Генрику выделили небольшую комнату в милицейском здании на Подгорной улице. Товарищ Кастусь, обратившийся в Минске в товарища Михайловского, и это, скорее всего, тоже партийно-чекистская кличка, настоял, чтобы оставшиеся в Беларуси бумаги из Над-Нёмана были в неё перевезены и инспектировались под присмотром некого пламенного революционера.
– Как ваше имя, товарищ? – вопросил он сухонького и сгорбленного человечка в кипе, выделенного для ответственного задания, в результате чего завалившего папками стол и один из двух табуретов в генриковой комнатке.
– Гершель Аарон Моисеевич, будьте любезны.
– Из бывших? Мелкобуржуазный элемент?
– Как можно, товарищ! – возмутился кандидат в пламенные, уронив от возмущения очередную папку. – К большевикам социально близкий, да-а, царским правительством неправедно обиженный. Ой вей, ви знаете, таки совсем ни за что сатрапы закрыли мою бакалейную лавку. В народной милиции с семнадцатого, с самим Фрунзе служил, Михал Васильичем, будьте любезны, да.
– А в партии какой состоите?
– Так и записано в моей анкете – сочувствующий коммунистической партии.
Гершель выписал в воздухе неопределённый, но очень убедительный жест, который в зависимости от желания можно истолковать как угодно: клянусь бородой Моисея, вот те крест или честное коммунистическое. За неимением другого кандидата Кастусь-Михайловский сурово предупредил его о пролетарской бдительности и исчез на несколько дней.
Соглядатай старательно отсидел на скрипучей табуретке до конца дня, наполняя атмосферу кислым запахом немолодого тела и чесночным духом из его глубин. Назавтра, убедившись в отсутствии Кастуся, пламенно сочувствующий сначала на час, а потом и до конца дня исчез по своим делишкам и гешефтам, нимало не огорчив Генрика, который в бумажных завалах обнаружил кое-что интересное. Осталось придумать, как использовать находку. Размышлениям помешало новое явление Кастуся народу.
– Ну? Что нового?
– Кое-что, возможно, есть.
– Кое-что! – передразнил чекист. – Пока я не стою рядом и не подгоняю, ни черта не делаешь. Завтра же едем в Узду.
– Вы только и знаете – погонять, - вздохнул Генрик.
– Может, и денег ещё заплатить? Не наши методы. Читай!
На стол хлопнулась брошюрка о трудовых армиях и трудовой повинности. Студент раскрыл наугад. «…Мы знаем труд вольнонаемный, который буржуазия называет свободным. Мы же противопоставляем этому труд общественно-нормированный на основе хозяйственного плана, обязательного для всего народа, то есть принудительного для каждого работника страны».
На обложке красным отпечатана фамилия автора – Лев Троцкий.
Глава 7
Глава седьмая
Республика Беларусь, 2013 год
Чтобы чувствовать себя уютно среди обстановки, включающей решётчатое окно, сейф, компьютер, графин со стаканами и стопки уголовных дел, нужно долго работать и привыкать к очень особенной и совершенно не романтической профессии. Игорь никогда не горел желанием воспитывать в себе привычку к таким интерьерам, но судьба распорядилась иначе.
– Предупреждаетесь об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний и отказ от дачи показаний, - следователь управления Следственного комитета по Минской области вытащил листик с анкетными данными из принтера и положил его перед Игорем. – Распишитесь.
Беларусь, страна МАЗов, тракторов и неугомонного Президента продолжала представать перед москвичом в прежней ипостаси – бесчисленными кабинетами и коридорами силовых структур. А ведь живут, наверно, люди, которые только изредка видят патрульных на улицах да рыцарей с большой дороги с жезлами, сами приходят в милицию разве что паспорт менять…
– Я повторю прежние показания, вы их запишете, и всё на этом?
– Уточним некоторые детали. В общем, да. Торопитесь?
– Какая разница, Пётр Викторович. Вы так или иначе будете меня держать, пока не оформите бумаги.
Следователь, одетый в штатское, поэтому без знаков различия, однако немолодой и властный, вдобавок имеющий в названии должности слово «старший», воспринимался кем-то на уровне майора-подполковника. Полноватое нездоровое лицо, отмеченное тёмными мешками под глазами, ранняя лысина и отдышка при перемещениях даже по лестнице СК засвидетельствовали, что он не разделяет культа здорового образа жизни и занятий спортом, внедряемого местным главой государства, заядлым хоккеистом. С другой стороны, гоняться за преступниками, заламывать им руки при задержании и стрелять в прыжке здесь найдётся кому. Мощные парни из ОМОНа, иногда дефилирующие по минским улицам, наверняка вызывают интерес у тренеров американских футбольных команд. Вот бы отправить за океан белорусского обладателя крапового берета… Хотя нет, не надо – негров жалко.
– Верно, Игорь Владимирович. Так что быстро закончим с формальной стороной и поговорим.
Быстро набрав протокол, следователь сунул его на подпись. Свидетель подмахнул каждую страницу, едва пробежав глазами.
– Вы обещали разговор. Как я понимаю, без протокола.
– Да. Сначала объясните мне, вы напрягли московских знакомых, они вышли на нас. Выходит, не собираетесь сидеть сложа руки. Что вы намерены предпринять?
Игорь качнул головой.
– Помогать следствию. И самому продолжить поиски.
– Думаю, не стоит напоминать – если первым выйдете на Рашида, не устраивайте самосуд.
– А смысл его мочить? У вас же смертную казнь не отменили.
– Верно. Тут есть важный юридический момент. Пока Олег подключён к аппаратуре, и его сердце бьётся, он считается живым, а действия Рашида – покушением на убийство или даже причинением тяжких телесных повреждений.
– Намекаете – остановить брату сердце ради высшей меры тому уроду? Пётр Викторович, вы сами себя слышите?
Следователь отгородился ладонью.