Электрическое бессмертие
Шрифт:
Она кивнула на безмолвного свидетеля безумного рассказа.
– Конрад пытался найти эту рукопись?
– Тут очередное тёмное пятно. Пытался, а после Гражданской войны в Над-Нёман на поиски ездил его младший брат. Странная истрия получилась. Убедился, что клад существует, но не вывез в Польшу, опасаясь передачи большевикам, которых семья Иодко презирала и ненавидела пуще всего на свете.
Игорь уловил явные логические нестыковки.
– Ваша бабушка, я так понимаю, в 1945 служила в Советской Армии?
– В полку самоходных артиллерийских орудий.
– То есть в чистом виде большевик.
– Конрад изменился со временем. Относился к ней как к родной внучке. Научил всему, что знал сам. К сожалению – не многому.
– И не раскрыл точного местоположения клада?
– Он его не знал, только младший брат Генрик. Он умер.
Игорю нестерпимо захотелось курить. История, конечно, глубоко за гранью бреда. Но что-то в ней есть.
– Вы обыскали усадьбу?
– Облазила каждую щель.
– Разобрать её по кирпичам можно только под видом реставрации. Реальных средств у меня на это нет. По крайней мере – сейчас. И сами посудите. Некто – Генрик или кто-то другой – сообщил Конраду про схрон с медицинскими документами. Тот бабушке, она вам. Испорченный телефон. Почему же они не удосужились извлечь клад за столько лет? Умирали, видели старение собственных детей и ничего не пытались предпринять.
Расстались на минорной ноте. Игорь переночевал в Боровлянах, доверившись объявлению «квартира на сутки». Ночью приснился отвратительный кошмар. Брат, распятый как в «Горячих головах», сотрясается под ударами тока, вокруг водят хороводы криминально обритые мужики в оранжевых хламидах и распевают «харе Кришна». Сверху витает мятежный дух Наркевича-Иодко, и только симпатичной докторши из областной клиники не привиделось.
***
Советский Союз, 1949 год
Тридцать седьмой год давно позади, но поджилки трясутся не меньше, когда на улице вежливо подходят люди в штатском, представляются сотрудниками госбезопасности и без долгих разговоров увозят на чёрной «Эмке» в сторону площади Дзержинского.
Дальнейшее напоминает кошмарный сон, который не хочет прерываться даже при сильных щипках за руку. Проходная сменяется длинными коридорами, лестницами. Пусть сопровождающие не ведут в подвалы, о которых в полголоса ходит столько страшных легенд, эти жуткие подземелья где-то здесь, близко! Семён Давидович Кирлиан, человек не мужественной профессии и даже не фронтовик, почувствовал себя ужасно и принялся лихорадочно соображать: что могло способствовать аресту? Впрочем, уже далеко не молод, пожил достаточно на этом свете, чтобы понимать: шанс оказаться в гебешных застенках есть у любого…
Кабинет, куда его доставили люди в штатском, не вязался с представлениями о пыточных застенках. Обычный стол, шкаф, сейф, неизменные потреты Сталина и Дзержинского. И человек в майорских погонах не похож на исчадие ада. Вот только глаза… Семён Давидович не стал бы с таким откровенничать, встреться с ним даже в самой безобидной обстановке.
– Фамилия, имя?
Будто чекисты на улице не сказали, кого поймали около Гостехники.
– Кирлиан… Семён Давидович.
– Место и дата рождения?
– Екатеринодар… Сейчас это Краснодар. 20 февраля 1898 года. А, простите, по какому…
– Национальность?
– Армянин.
– Семён Давидович – и армянин? Решили лгать госбезопасности?
– Богом клянусь… - допрашиваемый вдруг сообразил, что подобная клятва слегка не соответствует мизансцене. – Честное слово, товарищ майор… Гражданин майор.
– Так что писать – армянин или еврей?
– Армянин! Но если нужно…
Не в первый раз. Невысокого роста, черноволосый, носатый, с грустным внимательным взглядом под линзами круглых очков, допрашиваемый запросто мог сойти за представителя любой из двух наций и полудюжины других. Чекист заполнил в бланке очередную графу и ещё несколько.
– Чем занимались до революции?
– Настройщик роялей, электрик.
– Есть специальное образование?
– Только начальная школа.
Теперь даже этот, в общем-то малозначительный факт обвиняюще лёг на чашу весов. Кирлиан осторожно пошевилился, стул под ним скрипнул, вызвав очередной прилив недовольства у хозяина кабинета.
– Участвовали в революционном подполье?
– Нет, по малолетству не был сознателен…
– В годы Отечественной войны – на каком фронте?
– Здоровье, знаете ли…
– Героический труженик тыла? Или в оккупации?
– Да, в оккупации…
– Фашистам прислуживал. Так и запишем.
– Я не… Как все. Жить-то надо было.
– Обычная отговорка предателей. В чём суть вашей заявки в Госкомитет по технике?
Изобретатель судорожно сглотнул слюну. Вот оно что!
– Мне трудно объяснить человеку без специальной подготовки…
– Считаешь, майор ГБ не поймёт самоучку с тремя классами?
Опять не то сказал…
– Простите. Я изобрёл прибор для фиксации свечения человеческого тела в высокочастотном электромагнитном поле. Если кратко, больные и здоровые органы светятся по-разному.
– Вы – врач?
– Не… Нет! Я же говорил, гражданин майор, начальная школа. Открыл совершенно случайно, при ремонте, ещё до войны.
– Кому сообщили? Сотрудничали с немецко-фашистскими захватчиками?
– Как можно! Клянусь! Никому! Только сейчас, когда стали получасться качественные снимки…
– И даже ваша жена не в курсе?
– О, она знает, конечно.
– Снова обманываете госбезопасность. Только что утверждали – никто.
Пойманный на элементарном, Семён Давидович судорожно вытер лоб платком. Пятнадцать лет лагерей без права переписки?
Чекист сунул на подпись несколько бланков. Первый из них содержал показания самого Кирлиана, второй означал обязательство о неразглашении. Дрожащая рука с трудом вывела закорючки.
– Гостехника по согласованию с МГБ засекретила ваше изобретение. Вы с женой будете под надзором. Не смейте никуда отлучаться без разрешения госбезопасности. Ваш пропуск.
Кирлиан окончательно очнулся лишь на площади перед зловещим зданием. И в старшном сне он представить себе не мог, что безобидные опыты с еле видимым свечением, замеченным при ремонте аппарата д'Арсонваля, где используется высокочастотный разряд с лечебной целью, приведут его на Лубянку. Четыре года прошло по окончании страшной войны, добился, наконец, в Гостехнике официального признания, хотел просто помочь людям, дать новое средство диагностики… И на тебе – госбезопасность, подписка о неразглашении!