Электропрохладительный кислотный тест
Шрифт:
Чистейшая прикольная правда!
Первый Кислотный Тест вылился в нечто похожее на прежние кислотные вечеринки в Ла-Хонде – иначе говоря, дело сугубо частное и в значительной степени аморфное. Предполагалось пригласить широкую публику, однако Проказники отнюдь не были величайшими в мире специалистами по аренде залов. Первый из намеченных залов находился в Санта-Крусе. Однако снять его вовремя не удалось. Пришлось перенести Тест в загородный дом Бэббса, называвшийся «Размах» и стоявший близ Санта-Круса, в общине под названием «Сокель». С виду «Размах» напоминал захудалую птицеферму. Участок постепенно отвоевывали себе дикая вика и сухие плети повилики – по крайней мере там, где земля не выгорела или не превратилась в глиняное месиво. Во дворе находились упитанные бурые псы и сломанные автомобили, проржавевшие механизмы и гниющие корыта, снятые с колес покрышки и ветхий жилой домик с линолеумными полами и старыми засаленными мягкими креслами, над которыми пушистыми тучами роились гнездящиеся в обивке мушки, не отлетавшие, как от них ни отмахивайся, дальше, чем на три четверти
Всю рекламную кампанию им пришлось проводить непосредственно в день Теста. Норман Хартвег намалевал на куске картона объявление, прибил его к нескольким дощечкам, с помощью которых во время съемок фильма Бэббс подсказывал реплики, и выставил в книжной лавке «Задний карман». «А ТЫ ПРОЙДЕШЬ КИСЛОТНЫЙ ТЕСТ?» Книжная лавка «Задний карман», торговавшая дешевыми изданиями, находилась в Санта-Крусе и принадлежала Зануде и Питеру Демме из внешнего круга Проказников. Днем они оставили в лавке объявление о сборище, намечавшемся у Бэббса. Оно попалось на глаза нескольким местным босякам, и те приехали, однако в тот вечер в «Размахе» собрались главным образом Проказники и их друзья, в том числе многочисленная компания из Беркли, которая неоднократно наезжала и в Ла-Хонду. Плюс Аллен Гинзберг со своей свитой.
Началось все как обычная вечеринка с демонстрируемыми на стенах фрагментами фильма, театральным освещением, магнитофонными записями и Проказниками, исполняющими собственную музыку, не говоря уже об ЛСД. Причудливая атонально-китайская, а-ля Джон Кейдж, музыка Проказников транслировалась на всех частотах. Все это напоминало очередную вечеринку в Ла-Хонде – но потом, часа в три утра, что-то произошло… Посторонние, те, кто явился туда на простую гулянку, люди, которые никогда не видели Главного, к примеру, гости из Беркли, – все они к трем часам ушли, и проводить Тест осталось некое ядро… В конце концов Кизи обосновался у одной стены общей комнаты Бэббса, Гинзберг у другой, а все остальные сгруппировались вокруг этих двух полюсов, как притянутые магнитом, люди Кизи и люди Гинзберга – супер-Запад и супер-Восток, – и предметом разговора стал Вьетнам. Кизи выложил свою теорию о том, что людям надо собраться вместе и, взявшись за руки, всей толпой двинуться прочь с войны. Гинзберг же считал все эти вещи, все эти войны, результатом отсутствия взаимопонимания. Никто из тех, кто сражается на войне, никогда не хотел сражаться, и, если бы только все могли сесть и по-дружески все обсудить, они добрались бы до корней этого непонимания и устранили их – и тогда из глубины контингента Кизи раздался голос единственного человека в комнате, который подходил к этой войне ближе, чем на тысячу миль, голос Бэббса;
– Ну да, это же яснее ясного.
Это же яснее ясного…
Какой волшебной показалась в тот момент реплика Бэббса! Волшебный восьмой час кислоты – все стало предельно ясно: Гинзберг это высказал, а Бэббс, воин Бэббс, его слова подтвердил. Бэббс увенчал своей репликой разговор, и все вдруг стало… предельно… ясно…
Кислотный Тест в «Размахе» был, разумеется, всего лишь репетицией. Пока еще он по существу не вырвался… во внешний мир… Однако! Вскоре… в Сан-Хосе, что в сорока милях от Сан-Франциско, должна была приехать вторая по популярности английская группа «Роллинг Стоунз» и 4 декабря дать концерт в Городском Зале. Все это Кизи уже мог себе представить, поскольку все это видел. Он мог представить себе всех этих взвинченных, наэлектризованных подростков-фанатов и разношерстную толпу вроде той, что валила в тот вечер из «Кау-пэлэс» после концерта «Битлз», представить развалившегося на части зверя с розовыми щупальцами, выползающего наружу, все еще сотрясаясь в порыве исступленного восторга, с бесполезными леденцами наготове, не имея течения, с которым стоит уплыть… Это же яснее ясного.
Три или четыре дня искали Проказники зал в Сан-Хосе и никак не могли найти – чего и следовало ожидать, – казалось совершенно естественным и почти справедливым, что ничего не решается до самой последней минуты. Несомненно было одно: в последнюю минуту они зал найдут. Уж в этом им Фильм способен помочь. Но что, если широкие массы до самой последней минуты не будут знать, где все будет происходить? Ну что ж, те, кому суждено туда попасть – кто создан из того же теста и является частью общего пирога, – те доберутся. Либо вы в автобусе, либо вне автобуса – и закон этот действовал во всем мире, даже в Сан-Хосе, штат Калифорния. В самую последнюю минуту Кизи уговорил тамошнюю достопримечательность, безработного босяка по прозвищу Большой Ниггер, разрешить им воспользоваться его огромным старым доминой.
Кизи был связан с рок-н-ролльным ансамблем «Благодарные Мертвецы» под руководством Джерри Гарсиа – того самого пострела, что некогда в Пало-Альто жил в «Замке» вместе с Пейджем Браунингом и прочими, тоже, по-видимому, не графьями, скорее – люмпен-битниками, которых приходилось вышвыривать на улицу, когда они являлись без приглашения на перри-лейнские вечеринки. Гарсиа не забыл, как они туда приходили и как «Кизи со своими пьянчугами» гнали их оттуда взашей. Пьянчуги – это зажиточные представители перри-лейнской богемы. Оба они, и Кизи, и Гарсиа, все это время стремились все к тому же пирогу – правда, с разных сторон, – и вот теперь Гарсиа стал, да-да, чудесным парнем, скромным, стал частью пирога и вдобавок великолепным гитаристом. Первое время Гарсиа называл свою группу «Маги», считая их кудесниками, чародеями, и они пробавлялись тем, что развлекали своей музыкой любителей пива в джазовых забегаловках и прочих подобных заведениях Пало-Альто и окрестностей. Для «Магов» музыка любителей пива, даже если именовать ее джазом, была всего-навсего замшелой традицией. Они стремились выработать собственный стиль. А с точки зрения Кизи, они имели право просто играть, делать свою вещь.
У «Мертвецов» был органист по прозвищу Свинарник, владевший электроорганом «Хаммонд». Этот орган они и приволокли в старинный дом Большого Ниггера, куда были также доставлены все электрические гитары и бас-гитары «Мертвецов», а заодно и принадлежащие Проказникам электрические гитары и бас-гитары, флейты и медные духовые, осветительная аппаратура и кинопроекторы, магнитофоны, микрофоны и проигрыватели, и все это на глазах изумленного Большого Ниггера превратилось в безумное нагромождение извивающихся проводов, поблескивающей нержавеющей стали и мигающих индикаторов. Дом у него старый, и проводка может и тостера не выдержать. Проказники уже при всех своих регалиях. Пол Фостер облачен в свой Пышный Мундир, к тому же он отрастил громадную копну вьющихся волос и гигантские усищи, закрученные так, что они сливаются с гигантскими вьющимися бакенбардами. Королем грима, несомненно, является Пейдж Браунинг. Он превращается в истинного дьявола с ярко-оранжевым лицом, глаза его образуют центры двух больших серебристых звезд, изображенных поверх оранжевой краски, волосы посеребрены серебристым порошком, и теперь он красит губы серебристой губной помадой. Той же ночью все Проказники берут цветную пастель и разноцветные авторучки, садятся и принимаются в бешеном темпе, на листках бумаги 8,5x11 дюймов, выводить печатными буквами объявления: «А ТЫ ПРОЙДЕШЬ КИСЛОТНЫЙ ТЕСТ?» – и адрес Большого Ниггера. Когда обезумевшие народные массы со своими бесполезными леденцами в карманах начинают валить из Городского Зала после концерта «Роллинг Стоунз». Проказники отважно врезаются в толпу. Серебристо-оранжевый дьявол, дикарь в застегнутом на тысячу пуговиц мундире – Проказники. Проказники!.. – с вызовом вручающие объявления, точно некие демоны-искусители, воистину колдуны: приходите, у нас вы направите в нужное русло ту бессмысленную бешеную энергию, что бурлит в вас после выступления «Роллинг Стоунз».
Толпа валит в дом Большого Ниггера, и через минуту в нем царят кислота и всеобщее помешательство, в каждом брюхе вибрируют звуки электрооргана, малыши танцуют, но не рок– танцы, не «фраг» и не – как его? «с в и м», мама, они танцуют «экстаз», скачут, впадают в транс, вскидывают руки над головой не хуже придворных льстецов самого Папаши Грейса – да! – волны света, включенного Роем Себёрном, окатывают каждую голову, Кэсседи что-то горланит, Пол Фостер раздает народу чудные штучки из своего Причудливого Мешка: старые свистульки, оловянных сверчков, обгоревшие ключи, призрачные синтетические рукоятки. Глаза у всех вспыхивают, как электрические лампочки, перегорают пробки, темнота – ой-ёй-ёй! – все трясется и вибрирует, кружится и одурманивается в темноте – потом кто-то с шумом вставляет новые пробки, и старая домина вновь содрогается, электропроводка извивается и разваливается, как множество сбрасывающих шкуру змей, органы проводят повторный вибромассаж брюха, перегорают пробки, вопят души, раскалываются изнутри головы, соседи вызывают полицию, 200, 300, 400 человек из внешнего мира втянуты в Фильм, хоть и на краешек пирога, но все из того же теста, из такой плотной и уторчавшейся массы, какой не была ни одна масса в истории, это не вызывает сомнений, и Кизи производит мелкую регулировку – вот он, маленький рычажок, смазанный вазелином № 643-3, разбавленным четыреххлористым углеродом, – и они покрываются рябью, майор, рябью, но со смыслом, 400 человек, составляющие созвучную, гармоничную толпу, единый пирог, первый опыт массового кислотного восприятия, рождение Психоделии. Цветочного Поколения и всего прочего, а Большой Ниггер требует арендную плату.
– Как по-твоему?
Как по-твоему…
– Я, значит, чего говорю-то, – обращается Большой Ниггер к Гарсиа. – Я же вроде как с Кизи за помещение ничего не запрашивал, вроде как бесплатно, понятно я говорю? А теперь, раз такая процедура пошла, пускай, значит, старина, каждый пижон пожертвует немного на арендную плату.
На арендную плату…
– Ну да, я, значит, чего говорю-то, – произносит Большой Ниггер. Большой Ниггер пристально смотрит на Гарсиа. и это самый глубокий взгляд всепроникающей негритянской духовной властности, какой только можно себе вообразить, к тому же страшно назойливый…
Ну да, я, значит, чего говорю-то… Что до Гарсиа, то он, однако, никак не может понять, что раздается сначала – музыка или оранжевый смех. Краешком глаза он видит собственные черные волосы, обрамляющие его лицо, – они такие длинные, до плеч, и растекаются во все стороны, как у суданского солдата, – а потом прямо перед ним черным пятном возникает широкое серьезное лицо Большого Ниггера, оно колышется и комично уплывает в сверкающее, кислотно-ликующее красное море человеческих лиц, которое бушует вдали от них обоих, средь галактических красных озер на стенах…