Элем
Шрифт:
– Спасибо. Эта книжица всегда здесь?
– Да, наверное.
Испытывая нетерпение, более мне несвойственное, бегу на третий этаж. Ярус он у них, видите ли. Но нужно отдать Учреждению должное: порядок здесь полный. Номера и фамилии — всё в идеальном соответствии.
Моя Алина лежит на спине, слегка склонив голову на бок. Руки сложены на груди. Я вижу её дыхание. И даже, кажется, парящие над ней эмоции. В этот момент я вдруг очень отчетливо понимаю, что люблю её, и что это моё чувство к ней никогда не принесёт нам счастья. Потому что оно не человеческое.
Я прикасаюсь к ней, ощущая тепло и жизнь. Её глаза раскрываются. Она смотрит на меня. В её взгляде нет ни сонливости, ни удивления.
– Привет!
– говорю ей первую банальность.
– Как поживаешь?
Она делает попытку подняться на кровати. Помогаю ей. Она садится и осматривается по сторонам.
– Где я?
– Во сне.
Она смотрит на свои руки, будто видит их впервые.
– Как всё реально!
– Не заморачивайся деталями. А то проснёшься.
Как будто я специалист какой-то.
– Всё ещё сердишься на меня?
– Нет. Сильно скучаю.
– А чего не звонишь?
– Ну вот ещё! ТЫ мне должен позвонить.
– Условности.
Окружающая действительность продолжает её отвлекать.
– Хочешь пройтись?
– Да.
Только сейчас она замечает бесконечные ряды кроватей.
– Что это?
– Склад моих привязанностей, как я понимаю. Хотя, не уверен в этом до конца.
– Загадки какие-то.
Что есть, то есть.
– Отложим отгадывание их на потом.
Я делаю то, что делать в Элеме обычно не люблю: перемещаюсь в желаемую точку пространства, зацепив её взглядом. Предпочитаю гулять «по-человечески», ногами или на транспорте. Но сейчас не тот случай. Нет необходимости вести её по этому склепу. В три-четыре приёма мы оказываемся на улице.
У меня нет плана. Я действую наощупь. Экспериментирую. Не даю ей подолгу застывать взглядом на одном предмете. Поворачиваю её голову рукой.
– Как называется это место?
– Элем.
– Это город?
– Ну да.
– А он где?
Понимаю её вопрос. Я сам когда-то безуспешно искал его на карте.
– На другой планете, - сочиняю вдруг очередную небылицу.
– Почему мы здесь?
– Просто хотел показать тебе.
– Это важно?
– Для меня — да.
– Почему?
– Потому что этот город принадлежит мне.
– Как такое возможно?
Всё. Больше я её не удержу. Её тело становится безвольным. Она повисает у меня на руках. Потом тает, превращаясь в облако тумана. Стою в нём, думая, куда отправлюсь дальше. Замечаю на углу человечка в котелке. На этот раз без очков и клетчатого пиджака — учёл замечания. Он приподнимает свой головной убор, приветствуя меня. Не обращая на него внимания, ухожу по улице в противоположную от него сторону.
Просыпаюсь от звуков мобильника, яростно таранящего стойку ночника. Не глядя на дисплей, уже знаю, кто.
– Алло!
В трубке её возбуждённое дыхание. И молчание. Поэтому я говорю первым:
– Я сейчас к тебе приеду. Ты дома?
Слышу судорожные всхлипывания.
– Да.
Короткие гудки.
На часах почти полдень. Безработному позволительно понежиться в кровати подольше. А она — крепкая девчонка. Столько времени вытерпела прежде, чем позвонить.
Принимаю душ. Одеваюсь. Выхожу на улицу и беру такси. В это время пробки минимальны, а лезть под землю не хочется, хоть это и недальновидно. Впрочем, у меня же есть предложение от «Мюнхенской фирмы».
Алина встречает меня настороженным взглядом и заплаканными глазами. Целую её повелительно в губы, как будто никакой ссоры между нами и в помине не было.
– Где ты был?
– Прости.
Ещё один поцелуй. Он возбуждает её, и мы в «танце любви» передвигаемся к дивану. Родителей, по всей видимости, дома нет. Нам требуется всего минуты две, чтобы понять: ничего не выйдет. Садимся на диван рядом друг с другом. Она в полной растерянности. Я — как подозреваемый с шатким алиби перед допросом. Но с некоторыми полномочиями, правда.
– Между нами всё закончено?
– Зависит от того, хотим ли мы этого.
– Как тебя понимать? Я всю голову сломала, думая о нас. Что с тобой происходит? Ты заболел?
Улыбаюсь.
– Ты же не это хочешь спросить.
– Значит, это был не сон, - произносит она обречённо.
– Нет. Но почему это тебя так огорчает?
Я действительно не понимаю, почему люди предпочитают шарахаться от неизвестного и искать «рациональное зерно» там, где его не может быть принципиально и категорически. На собственном примере я убедился, что лучше выглядеть глупым, чем быть им. Почему же мне не удаётся передать свою уверенность в правоте близким мне людям?
– Ты волшебник?
– Был бы волшебником, мы бы сейчас не выясняли отношения, а порхали бы где-нибудь в Космосе, вдыхая вакуум.
– Тогда кто?
Она требует от меня ответа на вопрос, которой я и сам себе стараюсь не задавать. Она хочет узнать от меня то, что ей положено выяснить самостоятельно.
– Не знаю.
– Неужели ничего нельзя с этим сделать?
– Зачем «с этим» нужно что-то делать?
Неконтролируемые слёзы льются у неё из глаз, замутняя и без того нечёткую картинку.
– Ты не любишь меня?
– Люблю.
Через полчаса мы сидим с ней на кухне и пьём чай в полном молчании. Мне пока нечего сказать, а у неё проблема противоположного свойства — избыток слов. Она тарахтит что-то про то, как все эти дни не находила себе места. Как перемена погоды отражается на её здоровье. Как трудно в наши дни найти девушке работу, если она придерживается строгих правил морали. Потом её вдруг выносит в совершенно другую область.
– Как ты думаешь, мы встретимся когда-нибудь с теми, кто умер?