Елена Образцова: Голос и судьба

Парин Алексей Васильевич

* * *

Так хочется вина напиться И вновь влюбиться — Не в мальчишку, а в мужчину, И чтоб был он мне по чину.

* * *

Как грусть глубока, Не объять пока! В одиноких окошках теплится, По земле туманами стелется, И до звезд ей лететь далеко. Поднимает любовь высоко И слезинками-бисером сыплется, И туманами синими зыблется, И сияет алмазами яркими, И пылает очами жаркими, И

летит чрез миры вдаль. Не постигнуть ее печаль! И в последнем листе плачет. На арабском коне скачет И в ступне на песке пропадает, И к ладошке твоей припадает, И струится песком сыпучим, И на тоненьких ножках паучьих Приползает к тебе домой, И гоняет ее домовой: Не поймет, что тоска-любовь Приходить будет вновь и вновь.

* * *

Небо, отраженное в незабудках маленьких, Солнце, раскаленное в розах аленьких. Незабудки нежностью полны, Розы страстью спалены. И в одном саду цветут, Жизнью разною живут.

* * *

Как любила тебя на спектаклях. Ты лежал на диване в антрактах В черном фраке и в белой рубашке, Вспоминая цветы-ромашки…

* * *

Ушла в музыку! Канал узок как! Мириады созвучий, Один другого певучей. А есть такие больные аккорды — Не могут выдержать клавикорды, И маются бедные уши, Испуганы светлые души. И музыка есть атональная — Криминальная. А вот и Вагнер бесконечный, И жемчуга Моцарта вечные, И мощная волна органа, H-moll-ной мессы Себастьяна, Шопена нежные прикосновения, И Листа дивные мгновения. Я этой музыке отдамся — И терпкого и бархатного Брамса. А вот изысканный, больной, Мой дивный Малер дорогой…

* * *

В небо уходят горы. Тучи прячутся, словно воры. И роскошный лес, до небес. Поздняя осень, холод. И по красоте голод. А здесь Роскошество, буйство красок — Похоже на миллион масок, Как венецианский карнавал. Красок обвал. Красные листья горят костром. В цветах утопает каждый дом. И водяная мельница. Все перемелется. И этим воздухом не надышаться. И хочется здесь навсегда остаться. И в горячих источниках купание, Японских женщин обаяние, И сауна, и ледяная вода. Все остальное — ерунда. Воспоминанья о тебе, Непоправимой уж беде. Но в доме ты сейчас со мной. Побудь со мной, любимый мой. Каруизава 1 /XI 2001

Елена Образцова: Короткие замечания о технике пения

онечно, очень сложно коротко рассказать о технологии

пения. Вот уже восемь лет я пишу книгу и всё время переписываю, переделываю. Чем глубже я вникаю в процесс, тем больше нахожу «приспособлений». Сейчас могу сказать о главном, самом необходимом.

Пение — это искусство дыхания (я говорю, конечно, только о технической стороне). Очень давно я это слышала, а понимать не понимала. Многие певцы, даже великие, так до конца жизни и не узнали об этом. Это dono del Dio— данность от Бога! Ну а вот кому этого подарка от Господа не дано, можно посоветовать следующее.

Каждую фразу готовим: берём дыхание, лучше через нос, так как сразу же на вдохе открывается резонатор, мы попадаем сразу в нужное место, нос оставляем в состоянии вдоха — есть натяжение в горизонталь (натяжение мышц лица). Это очень важно во время пения, одновременно ощущаем, как ребра раздвигаются, и перед началом пения мы должны ощутить всё это, плюс натяжение диафрагмы. Хорошо представить себе, что из диафрагмы в рот с дыханием вскочила лягушка и надо ее быстро выплюнуть из резонатора и рта (а лягушка — это дыхание). Смысл работы диафрагмы — дозировать подачу дыхания на букву или убирать лишний воздух из резонатора. Следить, чтобы не поднимались плечи! Язык и мягкое нёбо поднимать категорически запрещено, так как если язык поднимается, закрывается вход в резонатор. Всё! Начало к пению готово, готова воздушная подушка, над которой будет парить звук.

Наилегчайшим движением диафрагмы посылаем дыхание на одномоментно произносимую букву. Следим, чтобы всегда было натяжение между диафрагмой и буквой — причем натяжение должно сохраняться всегда одинаковое, вне зависимости от высоты тона — в этом основной закон искусства пения. Натяжение между буквой и диафрагмой нам нужно, как натяжение каната цирковому артисту, который идет по нему под куполом цирка. Буква всегда произносится в одном месте — punto di Moran; это место я нашла сама, еще не читая о работе замечательного французского баритона Морана, с которым абсолютно согласна. Кладете первую фалангу большого пальца в рот — сразу же ощущаете углубление: вот в это место и делаем атаку, в этом месте говорим все буквы, а дыхание фокусируем на букву. Это дает стабильность в работе всего певческого аппарата, чистоту интонации, ясное слово, полётность звука, так как это место, punto di Moran, — самое близкое место к резонатору. Это значит, что, вдыхая через нос и говоря букву в этом месте, мы прямым ходом попадаем в резонатор. Если мы не говорим букву, это то же самое, что пианист не трогает клавишу! У нас тогда нет нормального смыкания связок без согласной буквы.

Помним!!! Всегда натяжение в носу в горизонталь. Нос всегда открыт, ноздри, как у лошадки, натяжение в горизонталь. Натяжение от буквы до диафрагмы в вертикаль. Как говорят итальянцы, voce nella croce, голос на кресте. Не забываем об этом ни на одну секунду! Всегда натяжение, всегда!

Первую октаву поем узко по резонатору — не шире носа, от ноздри до ноздри, и узко по резонатору идем до ми-бемоль второй октавы. Букву произносим в одном месте, а дыхание дозируем диафрагмой. Чем выше нота, тем интенсивнее работает диафрагма. Далее идут две переходные ноты, ми-бемоль и ми натуральное.

Как петь? Во-первых: если после ми-бемоль или ми музыкальная фраза идет вверх, мы эти ноты уже пытаемся петь шире по резонатору; не силой звучания, а площадью звучания озвучиваем резонатор, а нота фа всегда в горизонталь. Она находится под скулами перед зубами — поем на улыбке, натяжение мышц лица в горизонталь. Диафрагма идет под себя, выталкивая тем самым из легких дыхание на букву, а мышцы лица забирают в горизонталь, озвучивая большую площадь резонаторов.

А если после ноты ми фраза идет вниз — мы эту ноту поем узко по резонатору. Если ощущаете трудность (ну, не помещается эта нота в резонаторе!), надо сразу же убрать дыхание (значит, перебор!), а еще лучше — подумать и о предыдущих нотах, что ведут к этой зловредной ноте ми. Значит, и до, и ре надо петь на более легкой опоре, чтобы нота ми могла покрыть их дыханием.

Теперь ноты соль, ля-бемоль и си-бемоль. Эти три ноты идут из резонатора в зал. Диафрагма работает интенсивно на посыл дыхания на букву — дыхание проходит через резонатор в зал, не задерживаясь в резонаторе (если резонатор забит дыханием — он не резонирует, звук затухает, перебор дыхания в резонаторе может привести к тремоляции звука). Посыл дыхания на этих нотах прямо в зал до последнего ряда галёрки. Задействован весь резонатор, на улыбке, на натяжении в горизонталь и вертикаль. При этом на лице захватываем три резонатора плюс грудную косточку.