Елена Троянская
Шрифт:
— А что ты принес показать нам? — поинтересовалась Клитемнестра.
Наступила тишина: впервые она задала вопрос соискателю.
Агамемнон сложил губы в улыбку. По-моему, от этого его лицо приобрело зловещее выражение: густая борода раздвинулась, открыв провал рта. Он сказал:
— Позволь показать, царевна.
Он отошел к колонне, у которой стоял короб, украшенный золотом, осторожно вынес его в центр мегарона, опустил подле очага и открыл с большой торжественностью. Склонившись, вынул скипетр и поднял над головой, чтобы все могли видеть.
— Смотрите, это работа бога Гефеста! — провозгласил он.
На мой взгляд, скипетр ничем не отличался от других — ни длиннее, ни толще. Необычным в нем было только одно — то, что он сделан из бронзы.
— Расскажи мне, царь, историю твоего скипетра, — наклонилась вперед Клитемнестра.
— Почту за честь рассказать тебе, царевна. — Голос Агамемнона отдавался эхом, словно ближний гром.
— Гефест сделал этот скипетр в своей мастерской для Зевса. Зевс подарил его Пелопу, Пелоп передал Атрею. У Атрея его отнял Фиест, а затем, благодаря твоему отцу, скипетр перешел ко мне как к законному владельцу.
— Я тоже буду владеть им? — От волнения Клитемнестра приподнялась в кресле, и ее голос тоже отдавался эхом.
Агамемнона поразило возбуждение Клитемнестры, но он быстро совладал с собой. Наконец-то улыбнулись не только его губы, но и глаза.
— Нужно спросить Зевса. Ведь настоящим хозяином скипетра является он, а люди только передают его из рук в руки.
— Не надо спрашивать Зевса, — сказала Клитемнестра. — Он плохо относится к женам, ибо у него не складываются отношения с Герой. Я у тебя спрашиваю.
Мгновение Агамемнон колебался. Затем протянул скипетр Клитемнестре:
— Подойди и возьми.
Отец рассердился. Это было против правил, и он встал с трона, чтобы лишить Агамемнона права участвовать в состязании, но одновременно с отцом встала со своего места и Клитемнестра. Она подошла к Агамемнону, они посмотрели друг другу в глаза, словно меряясь силой. Ни один не отвел взгляда, и, по-прежнему глядя в глаза Агамемнона, Клитемнестра охватила скипетр ладонью и крепко сжала.
— Полагаю, ты приняла решение. Теперь нет нужды спрашивать совета у Олимпа, — сказал Агамемнон.
Пир, который последовал за сватовством, прошел под впечатлением экстравагантного поведения будущих супругов. От шуток гости постоянно возвращались к этой теме, понижая голос до шепота.
— Женщина коснулась скипетра, изготовленного божественным кузнецом!
— Уж не хочет ли она отнять его у Агамемнона?
— Если боги допустили это, то, возможно, они не против того, чтобы женщина правила самостоятельно?
Такие слышались слова во время рассуждений о качестве жареного козленка, о дровах для растопки очага и приближающемся полнолунии.
Я держалась около родителей: мне хотелось узнать их мнение, особенно матери. Но как подлинная царица, мать никогда ни словом, ни взглядом не выдавала своих мыслей и чувств, особенно если существовала хоть малейшая вероятность, что они станут известны посторонним.
Отец был менее скрытен, и по его раскаленным взглядам я поняла, что он в высшей степени недоволен. Кастор считал происшествие забавным: «Клитемнестра со скипетром в руках смотрелась весьма величественно», а Полидевк находил его неприличным: «Схватились перед публикой, как два борца, — это не делает чести им обоим».
Лично у меня Агамемнон не вызывал симпатии, но следовало признать, что в Клитемнестре он сумел разжечь огонь, и, возможно, они прекрасно подходят друг другу.
Я оставила Кастора и отошла на другой конец зала, откуда через портик можно было выйти в открытый двор, залитый лунным светом. Посмотрев на небо, я отметила, что до полнолуния осталась одна ночь. Луна светила очень ярко, а крыша портика отбрасывала густую черную тень. Ветер шевелил ветки тополей, мою тунику.
Кто-то подошел и встал рядом, нарушив мое уединение. Я подумала: буду молчать, и он уйдет. Но человек заговорил:
— Кажется, поступок моего брата огорчил тебя.
Это был Менелай.
— Нет, — ответила я, вынужденная вступить в разговор. — Не огорчил, а удивил. Но ведь цель была завоевать расположение сестры, а не мое.
— Очень смело с его стороны.
— Кто не рискует, тот не выигрывает.
— Значит ли, что риск нравится обеим сестрам?
Я больше не могла смотреть на лунный свет. Пришлось повернуться лицом к собеседнику.
— Я не понимаю риска ради самого риска, — ответила я.
— Я тоже. Вряд ли я даже способен на него. Я не похож на Агамемнона.
— А я не похожа на Клитемнестру. Братья и сестры редко бывают похожи друг на друга.
Из недр ночи послышалась соловьиная трель. Ее принес теплый весенний ветер, который шевелил складки наших одежд.
— Да, верно, — ответил Менелай. — Часто у чужих людей бывает больше общего, чем у родных. Например, Агамемнон и Клитемнестра оба черноволосые, а у нас с тобой волосы светлые.
Я рассмеялась.
— Да, и это тоже.
Его волосы были темнее моих, но очень похожи. И оба мы в шумном пиру предпочли отойти в сторону и любоваться луной: еще одно совпадение.
Молчание затянулось. И хотя сначала я не желала вступать в разговоры, теперь, когда собеседник, стоя рядом, замолчал, возникло чувство неловкости. Почему он не отвечает? Снова донеслась соловьиная трель, теперь певец находился поблизости.
Менелай, казалось, не испытывал никакой неловкости: он опирался на балюстраду и смотрел перед собой на залитый луной двор. Его ладони прекрасной формы, сильные и изящные, лежали спокойно. Мне вспомнились отцовские руки со вздутыми венами. Похожие на обезьяньи лапы, унизанные кольцами, они всегда что-нибудь теребили. У Менелая было только одно кольцо, что необычно для человека его положения.