Елена Троянская
Шрифт:
Мой неожиданный вопрос застал ее врасплох.
— Я? Я…
— Да, ты!
Я указала на нее.
Остальные смотрели, потеряв дар речи.
— Почему ты сделала это?
Я наступала на нее, собрав все силы, чтобы не дрожать.
Я думала, она будет отпираться и говорить, что я больна, нахожусь в бреду.
Вместо этого она выпрямилась и поставила шкатулку на стол с большим достоинством.
— Хорошо. Все равно меня казнят за причинение вреда жизни царицы. Так я скажу тебе всю правду, глупая, слепая девчонка! Да, девчонка. Потому что ты всего лишь девчонка, даже если весь мир будет валяться у твоих
Я не могла найти слов.
— Только поэтому? — спросила я.
— Нет! Не только! Тебе мало, что тебя обожают за твою хваленую красоту! Тебе все мало, ты жадина! Ты хочешь все отнять у людей! Зачем тебе понадобилась победа в соревнованиях? У тебя и так все есть! Зачем ты отняла победу у моей дочери?
Так вот оно что! Эврибия была матерью той девушки, которую я обогнала на предсвадебных соревнованиях по бегу.
— Она никогда не будет царицей. И никогда не придут к ней свататься сорок женихов с большими сундуками золота. У нее нет родственников среди богов. Все, что у нее есть, — ее быстрые ноги. И воспоминаний об этой победе ей хватило бы, чтобы скрасить всю ее жизнь. Почему ты отняла у нее даже это? Ты ограбила ее.
— Я не грабила ее. Просто я прибежала первой. Я бегаю быстрее.
— Нет, это обман! Это были нечестные соревнования!
— Почему нечестные?
— Потому что ты дочь Зевса. Конечно, он помог тебе. Ты не можешь равняться со смертными.
— Нет, могу. Даже если это правда, что я дочь Зевса, то дети богов такие же смертные, как все люди. Разве ты не знаешь этого?
— Дети богов — не такие, как все люди. Они сильнее, выносливее, красивее.
— Постарайся понять меня, — убеждала я. — Представь, что все вокруг только и говорят о твоем лице. Неужели тебе не захочется, чтобы в тебе признали другие достоинства, которых ты добилась своим трудом? Я знала, что хорошо бегаю, потому и объявила соревнования по бегу. Если бы твоя дочь оказалась лучшей бегуньей, чем я, то победила бы она.
— Нет, это было нечестно, — твердила Эврибия.
— Каким ядом ты смазывала браслет?
Остальные служанки стояли потрясенные и не произнесли ни слова.
— Этого я тебе не скажу. Он не раз сослужил добрую службу моим предкам и еще послужит. И сейчас ты смогла разоблачить меня только потому, что ты не как все смертные… У тебя нечеловеческие способности.
На самом деле разоблачил ее Геланор, со своими человеческими способностями и человеческим умом. Я порадовалась, как Менелай, тому, что он помогает нам, а не нашим врагам.
Я вызвала охрану и приказала:
— Уведите ее. Уведите.
Отец и Менелай, конечно, будут настаивать на том, чтобы казнить ее. Я не хотела ее смерти. С меня будет довольно, если меня оградят от нее или ее сообщников.
Так я открыла, к своей превеликой радости, каким даром наградили меня змеи: предвидением, ведь интуиция — свойственная им самим форма знания.
Приехала Клитемнестра — она навещала
— Гермиона быстроногая, как ты, — сказала Клитемнестра. — Смотри, она сейчас перегонит Ифигению.
Обе девочки бежали изо всех сил, утопая в высокой траве. Я вздрогнула, вспомнив, как пострадала из-за своих быстрых ног.
— Мое время прошло, — вздохнула я.
Мне было очень жаль, что женщинам запрещено участвовать в соревнованиях после замужества.
Клитемнестра отказалась от протянутого мной бокала вина.
— Ты беременна? — догадалась я.
Она кивнула головой.
— Да. Агамемнон счастлив, он хочет сына и уже придумал ему имя — Орест, «покоритель горных вершин». Один Зевс знает, почему он выбрал такое имя.
— Наверное, он надеется, что имя определит судьбу ребенка. И Оресту покорятся самые высокие вершины.
Клитемнестра рассмеялась.
— Он хочет, чтобы его сын стал воином. Мне кажется, Агамемнон мечтает о войне. Без нее он скучает. Управлять страной в мирное время его не увлекает.
Большинство правителей мечтают о мире для своих народов, так я думала. Я была счастлива, что те пять лет, которые Менелай управлял Спартой, протекли в мире и спокойствии.
— Он очень тяжело переносит воздержание, понимаешь? — шепнула Клитемнестра.
Я понимала, что она имеет в виду, и снова меня укололо чувство то ли горечи, то ли зависти. Она имела в виду, как хорошо им с Агамемноном в спальне… Но лучше не думать об этом.
За все эти годы я ни разу не призналась Клитемнестре в своей холодности — мне казалось, это будет равносильно измене Менелаю. Что бывает между супругами по ночам — и чего не бывает, — касается только их двоих. Но притворяться было все труднее и труднее, особенно по мере того, как я превращалась в зрелую женщину: я должна была становиться более страстной и искушенной. До сих пор я справлялась с задачей, но притворство было мне ненавистно.
— Еще бы! — Я понимающе кивнула.
— Я боюсь, что он возьмет себе любовницу из служанок…
— Даже если так, он сразу ее бросит, как только ты разрешишься от бремени, — успокаивала я, на самом деле стараясь как можно скорее сменить тему разговора.
— А ты никогда не боялась, что Менелай возьмет любовницу?
— Я?
У меня кровь прилила к щекам.
— О, прости! — рассмеялась она. — Я и забыла, что ты у нас скромница. Ты никогда не говоришь на эти темы…
Клитемнестра помолчала и добавила:
— И все же, тебе двадцать один год, из них ты шесть лет прожила замужем. О чем же нам, замужним женщинам, говорить?
О чем угодно, только не об этом! — взмолилась я мысленно. Только не об этом!
— Как о чем? О детях… Ифигения очень умная девочка. А стихи, которые она сочиняет, когда играет на лире, — просто чудо. Мне кажется, ее вдохновляет Аполлон.
— Да, она с поэзией в ладах, — кивнула Клитемнестра. — Я очень рада: такой талант — большая редкость. Ты права, дар Аполлона.