Элеонора Дузе
Шрифт:
чтобы мощнее звуки издавал...» И в заключение восклицал: «Пусть
вечно в тайниках души твоей трепещет, негасим, огонь священный».
Дузе хранила в сердце этот «священный огонь», и чем больше ду¬
шевных сил она отдавала, ничего не ожидая взамен, тем возвышен¬
нее становилось ее чувство.
Долгие годы она искала и всегда надеялась найти такую пьесу, из
которой нельзя было бы выкинуть ни слова. Со временем игра ее ста¬
новилась все прозрачнее,
дило прежде к чрезмерно бурному проявлению эмоциональности. Не
покидавшая ее печаль придавала ее игре особую мягкость и глубину.
Одни говорили по этому поводу, что она многое обрела, другие
утверждали — что утратила. Она никого не слушала и шла своим
путем. И удачи и ошибки были ее личным делом. «Я была и остаюсь
одна, сама себе и друг и враг. Остальное все — выдумки!» — повто¬
ряла она.
Если следовать общепринятым взглядам, она, итальянка, должна
была чувствовать себя гордой и счастливой, связав свою жизнь и
искусство с крупнейшим итальянским поэтом. Она отказывалась от
пьес, суливших верный успех, от больших сборов ради того, чтобы
защищать театр Д’Аннунцио. Но необходимость в длительных и час¬
тых гастролях за границей задерживала создание «Театро д’Альбано».
Позднее, когда между ее жизнью и жизнью Д’Аннунцио разверзлась,
наконец, непреодолимая пропасть, Элеонора продолжала свой путь
одна. А пока, начиная с 1901 года, она целых два года посвятила
репертуару, состоявшему почти исключительно из его пьес.
С 23 марта по 7 апреля ее снова видела Вена. Потом полетела
телеграмма: «Или четыре «Джоконды», или ничего». Этим ультимату¬
мом она добилась постановки трагедии в Берлине, где в апреле
1900 года ей пришлось отказаться от этой мысли. На этот раз все было
по-другому. Свои гастроли, продолжавшиеся с 8 по 28 апреля, она
закончила «Франческой да Римини». После окончания спектакля но
крайней мере тридцать раз выходила она на авансцену, и даже когда
опустили защитный железный занавес, зрители продолжали осыпать
ее цветами.
С 29 апреля по 5 мая она снова играла в Вене, а 18 мая, после
триумфа в Берлине и Вене, ее восторженно встречали в Триесте.
С 12 октября 1902 года по 23 января 1903 года Дузе в третий раз
гастролировала в Соединенных Штатах. На этот раз она привезла
только «Джоконду», «Мертвый город» и «Франческу да Римини». Без
ведома Д’Аннунцио она распорядилась после каждого спектакля от¬
сылать ему авторский гонорар из расчета полных сборов, хотя именно
из-за его репертуара они были
Несмотря на враждебное отношение публики к пьесам Д’Аннун¬
цио, Дузе повсюду встречали восторженно. Президент Теодор Рузвельт
принял ее в Белом доме и осыпал похвалами и комплиментами; кри¬
тика признавала ее не менее великой, чем прежде, и добавляла,
что она изменилась, что игра ее стала тоньше и многограннее. Все
говорили, что она помолодела духовно, как бы обновилась вместе с
искусством, которое вынесла на суд публики.
На обратном пути из Америки Дузе задержалась на некоторое
время в Вене, где дала несколько спектаклей и где ее приняли с обыч¬
ным пониманием и восторгом, и в апреле 1903 года вернулась в Ита¬
лию. Она была совершенно убита тем недоброжелательным приемом,
какой встретили пьесы Д’Аннунцио у американской публики15Э.
Усталая физически и душевно, вместе с Д’Аннунцио она укрылась от
всех в Анцио, в тиши виллы Боргезе, где поэт за двадцать восемь дней
написал свое лучшее произведение для театра — «Дочь Йорио».
Упорная неприязнь публики к пьесам Д’Аннунцио кроме всего
прочего создала для Дузе финансовые затруднения, так что ей в конце
концов пришлось включить в свой репертуар несколько пьес, обеспе¬
чивающих более верный успех. Невзирая на плохое состояние здо¬
ровья, она вынуждена была снова отправиться в длительное загра¬
ничное турне. Поездка была совершенно необходима, и откладывать
ее было нельзя, поэтому, чтобы не задерживать надолго постановку
«Дочери Йорио», она решила доверить ее труппе «Талли-Грамати-
ка—Калабрези» 160, состоявшей из молодых актеров, которых собрал
и воспитал Вирджилио Талли. Во время переговоров с Талли в Сет-
тиньяно в сентябре 1903 года было решено, что Дузе выступит в спек¬
таклях в роли Милы ди Кодра в течение одного месяца и лишь в трех
городах — Милане, Флоренции и Риме. В дальнейшем эта роль будет
передана молодой талантливой актрисе Ирме Граматика. Однако, по-
видимому, и у Талли и у Д’Аннунцио возникли в это время серьезные
сомнения относительно того, сумеет ли Дузе после «Франчески да Ри¬
мини», где она с высшим совершенством создала образ типичной
героини Д’Аннунцио, так переломить себя, чтобы с успехом сыграть
в пьесе, «простой, как народная песня». Д’Аннунцио не понимал, что
истинная простота достигается тогда, когда порывы эмоций сдержи¬
ваются сознанием, как это уже с непревзойденным блеском доказала