Элеонора Дузе
Шрифт:
енная мысль — выразить вам, дорогой Росси, и частным образом и
публично, насколько я признательна вам и как я вас люблю. Но как
это сделать? И вот я кое-что придумала, мне это доставило бы огром¬
ное удовольствие,— я хочу посвятить вам спектакль, его можно дать
в течение будущего года в какой-нибудь столице, например в Риме.
Это будет спектакль в вашу честь, в котором я сыграла бы какую-
нибудь роль. Прошу вас, Росси, поймите меня
жение это не связано с моей самонадеянностью, спектакль, может
быть, и не вызовет интереса у публики, но мне дорога возможность
снова встать под старые знамена».
После того как были устранены кое-какие разногласия с Росси,
соглашение о сотрудничестве было достигнуто.
Письма и торопливые записки, написанные в перерыве между
репетицией и спектаклем или накануне отъезда, являются непосред¬
ственными свидетельствами той трудной кочевой жизни, которую ве¬
ла Дузе, чтобы иметь возможность нести свое искусство людям.
Вернувшись из Лондона, она короткое время отдыхала в Италии.
Перед отъездом, в письме от 15 и в записке от 16 ноября, Дузе с при¬
сущей ей в деловых отношениях скрупулезной точностью оговорила
все условия предстоящей поездки в Лондон вместе с труппой Росси
в мае 1894 года. Она просила Росси взять на себя подготовку турне
и предупреждала, что в Лондоне, как и в остальных театрах за гра¬
ницей, нет суфлеров.
С 16 по 29 ноября Дузе играла в Вене, с 30 ноября по 26 декаб¬
ря 1893 года — в Берлине, снова в «Лессинг-театре», потом посетила
Гамбург, Дрезден, Лейпциг, Веймар, Франкфурт, дала семь спектак¬
лей в Мюнхене и 31 января 1894 года закончила свое турне по Герма¬
нии. На последнем представлении регент Баварии пригласил ее в свою
ложу, где артисты придворного театра вручили ей лавровый венок.
В Мюнхене Элеонора распустила свою труппу. Ее актеры препод¬
несли ей трогательный адрес. Флавио Андо оставил труппу Дузе и
перешел в труппу Лейгеба.
С этого времени Дузе стала признанной властительницей дум в
театральной жизни Германии, и ее влияние оставалось незыблемым
до 1909 года, когда она надолго оставила сцену.
После обстоятельной статьи Пауля Шлентера, опубликованной в
1893 году в «Дейче рундшау», самые известные критики, такие, как
Евгений Цабель и Альфред Керр, серьезно занялись исследовани¬
ем творчества Дузе и его воздействия на европейский театр.
Ко времени приезда Дузе в Германию на немецкой сцене процве¬
тала французская театральная школа с ее эффектными выходами
уходами, подчеркнутой дикцией. Дузе играла совсем по-иному. Она
покоряла зрителей тончайшими переходами, взрывами чувства, сво¬
им умением выразительной пластикой наполнять глубоким смыслом
бедные подчас слова роли. У нее все, казалось, шло изнутри, и мало-
помалу такая манера игры была признана эталоном. В те годы был
принят термин «прозрачность», которым определяли все тонкое, неж¬
ное, уязвимое. Как раз этого эффекта прозрачности и добивалась
Элеонора Дузе. Особенно отчетливо эта прозрачность проступала в
игре Дузе тогда, когда она передавала душевное состояние женщин,
сломленных жизнью, вызывавших особую симпатию в эпоху fin
de siecle - Эпоха конца века (франц.),
Немецкая публика ощущала, что Дузе, как никто, страдает бо¬
лезнями своего века и, глубоко проникнув в них, умеет обнажить
их суть.
В период, когда Дузе включила в свой репертуар драмы Ибсена,
некоторые критики высказали сомнение в том, удастся ли ей, южан¬
ке, изобразить на сцене суровых, властных северянок. Мы уже при¬
водили суждение Шлентера по поводу исполнения Дузе роли Норы.
Альфред Керр также называл сначала игру Дузе (имея в виду испол¬
нение ею роли Гедды Габлер) «фантазией на темы Ибсена», однако
в конце концов должен был признать, что «Дузе и в самом деле иг¬
рает ибсеновскую Гедду, играет самую душу Гедды».
Некоторые критики с горечью отмечали, что Дузе приходится
играть в пьесах авторов, не достойных ее таланта. Доктор Герберт
Френцель весьма проницательно заметил по этому поводу, что при
оценке сценических достоинств подобных произведений критики час¬
то впадают в ошибку, ибо недооценивают или не признают вовсе
того факта, что актер не хочет быть лишь простым интерпретатором
текста, а стремится и здесь создать нечто свое, быть художником *.
До прихода Дузе театральное искусство довольствовалось стремле¬
нием выразить лишь внешнюю красоту. И одной из самых больших
заслуг итальянской актрисы как раз и является, по выражению Шлен¬
тера, то обстоятельство, что она помогла театру освободиться от тя¬
готевшей над ним традиции показывать «только то, что красиво».
Разумеется, находились и те, кто утверждал, что в Италии имеют¬
ся десятки артистов равного с Дузе таланта. Чтобы опровергнуть
это, Цабель обратился к Ристори, Сальвини и Эрнесто Росси с прось¬