Элеонора Дузе
Шрифт:
и долгие поездки! На пароходе я чувствовала себя самой нищей из
эмигрантов. А когда я возвращалась, полная впечатлений и с полным
кошельком, тогда было еще горше!»
После краткого отдыха в Париже Дузе с 22 ноября по 1 декабря
1896 года гастролировала в Берлине. В письме, посланном из этого го¬
рода 26 ноября, она рассказывает Бойто о том, как, пытаясь следовать
его примеру, всю жизнь стремилась к внутренней гармонии, как во
имя
жертвуя эфемерным счастьем в личной жизни, поднималась к истин¬
но свободной жизни, посвященной одному — служению искусству.
Со 2 по 31 декабря Дузе снова в Петербурге. Гастроли ее должны
были проходить в Малом театре. И уже за несколько недель до начала
ее гастролей нельзя было купить ни единого билета. К своему обыч¬
ному репертуару она добавила «Родину». Ей рукоплескали, ее вызы¬
вали бессчетное число раз, однако, как замечал один из рецензентов,
«успех был не того свойства, что прежде». Он утверждал, что «на этот
раз многие и не думали аплодировать, ибо забыли, что перед ними
актриса. Они так были захвачены горькой судьбой и страданиями
Магды, словно она была не героиней пьесы, а их знакомой, которая
открыла им свою душу. Какие уж тут аплодисменты! В антрактах
зрители молчаливо ходили по фойе, и если обменивались несколькими
словами, то о чем-нибудь постороннем, не относящемся к спек¬
таклю» .
28 декабря Дузе была удостоена величайшей чести участвовать в
спектакле «родина» в Александринском театре. Такой привилегии не
выпадало на долю ни одной иностранной артистке.
Из Петербурга она написала Бойто, между прочим упомянув о
том, что многие русские, главным образом женщины, спрашивают,
почему опа не привезла Шекспира. В связи с этим она перечитала
несколько сцен с Розалиндой («Как вам это понравится») и с Еленой
(«Конец — делу венец»). «Как прекрасно! Какая радость! Но там
есть интриги, которые надо уметь закрутить. Перечитайте Розалинду
и подскажите мне тон. Я ее вижу...» *. И в другом письме: «... Ты
читал Розалинду? Ну что? Какая любовь! Но мне кажется, ее очень
трудно будет поставить на сцене...» **. В своем следующем письме
из Петербурга она снова спрашивает у него совета, а из Москвы об¬
ращается с горячей просьбой к Панцакки 128, умоляя его перевести
для нее «дорогую «Анабеллу» Форда» 129. Ее охватило «безумное
желание» жить во времена Шекспира. А между тем у нее «перед
глазами мужчины (так
ках...» «Таким образом Анабелла составит компанию Розалинде.
Я задыхаюсь, когда не работаю» ***. Но ни Бойто, ни Панцакки но
ответили ни слова. Совсем измучившись от напрасного ожидания,
смертельно устав от работы, она в конце концов, находясь в Москве,
слегла, что крайне разочаровало москвичей, и вынуждена была вер¬
нуться в Италию.
Там ее ждал сюрприз — Бойто прислал ей перевод шекспировской
пьесы, который она уже отчаивалась получить. Она ответила ему
27 марта из Санта-Маргерита: «Получила Розалинду. Вчера не рас¬
ставалась с ней всю ночь. Теперь, когда она у меня вся целиком, мне
кажется, что в пьесе вовсе нет интриги. Может быть, это будет просто
потерянное время».
Между тем, несмотря на предательство и тягостный опыт прошло¬
го, Дузе все же не отказывалась от «Мертвого города». 28 марта она
направила Адольфо Де Бозису проект договора между ею и Габриэле
Д’Аннунцио, по которому обязалась отдавать поэту двадцать пять
процентов с каждого кассового сбора и десять тысяч лир компенсации
в случае, если бы она не захотела или не смогла поставить трагедию
до конца текущего столетия. В конце марта или в первых числах
апреля, после вмешательства Жозефа Примоли, известного тем, что
он всегда брался мирить людей искусства, когда между ними возника¬
ли всякого рода недоразумения, что бывало нередко и между Дузе и
Д’Аннунцио, произошло их примирение. Через несколько дней после
этого в Альбано поэт прочитал Элеоноре «Мертвый городV и увлек ее
своим проектом создания театра, который он предполагал воздвигнуть
на берегу озера Альбано, театра поэтического, свободного от всяких
спекулятивных соображений, где кроме его пьес ставились бы клас¬
сические греческие трагедии и произведения современных драматур¬
гов, достойные этой чести. Для драматического театра, неуклонно
идущего к упадку, он явился бы некоторым подобием того, чем для
театра музыкального стало детище Вагнера, созданное им в Бай¬
рейте.
Элеонора ликовала. Это было то, о чем она страстно мечтала дол¬
гие годы. Она родилась вместе с новой Италией, выросла вместе с ней,
хорошо помнила, какое большое значение имело сценическое искус¬
ство во времена ее юности, и считала, что ее собственные успехи не¬