Элеонора Дузе
Шрифт:
анонс из светящихся букв: «The Passing Star Eleonora Duse» *.
А «блуждающая звезда» неизменно требовала одного: чтобы ее
оставили в покое многочисленные репортеры. Наконец, по настоянию
Шурмана, она приняла одну журналистку и объяснила ей, что ее от¬
каз встречаться с репортерами вовсе не означает недостаточного
уважения к печати, а объясняется естественным желанием отдохнуть
после спектакля. «Отвечать на вопросы тех, кто является ко мне в
гостиницу, —
под тем предлогом, что актриса принадлежит публике,— это тоже тя¬
желый труд, к тому же труд неблагодарный. Потом, кроме всего
прочего, по-моему, актриса на сцене всегда должна казаться новой,
не надо показывать зрителю, из чего сделана игрушка, которой им
предстоит забавляться».
Журналистка написала статью, где в точности передала слова
Элеоноры Дузе. Обращение актрисы было услышано и понято. Дове¬
рие, которое Элеонора всегда питала к женщинам, подсказало ей и на
этот раз самую верную защиту. Этой защитой оказался энтузиазм
американских женщин. В то время женщины в Америке тратили
гораздо меньше сил, чем мужчины, на борьбу за существование и
потому имели возможность активно способствовать созданию духов¬
ных ценностей.
В течение всего пребывания в Соединенных Штатах Дузе оказы¬
вались такие почести, которых до нее не удостаивалась ни одна
актриса. В Вашингтоне президент Кливленд присутствовал на всех
спектаклях Дузе и приказал украсить ее уборную розами и белыми
хризантемами, цветами, которые она больше всего любила. Госпожа
Кливленд устроила в ее честь чай в Белом доме. Томас Алва Эдисон,
хотя и не понимал ни слова по-итальянски, да к тому же был туговат
на ухо, тем не менее не пропустил ни одного спектакля и оказал ей
честь, предложив записать на фонограф последнюю сцену «Дамы с
камелиями». К сожалению, это был один из первых фонографов и
запись не удалась. В Ныо-Йорке Дузе познакомилась с художником
Эдоардо Гордиджапи и согласилась позировать ему для портрета.
Опа бесконечно уставала, по ее неизменно поддерживала надежда на
творческий союз с Д’Аннунцио, обещавшим написать для нее «Мерт¬
вый город». А поэт не отвечал на ее письма, что очень ее расстраи¬
вало.
Импрессарио Дузе, Шурман, вспоминая эту поездку в Америку,
писал в своих мемуарах: «Возвращаемся в Нью-Йорк. Сегодня 22 фев¬
раля 1896 года, воскресенье.
Дебютируем 23 (в понедельник) в театре на Пятой авеню «Дамой
с камелиями».
Сбор 22 612 франков 50 сантимов.
На следующий день — «Сельская честь»
ницы» Гольдони. Сбор 19 367 франков 50 сантимов.
Пятница. Повторяем «Даму с камелиями» (сбор 24 320 франков).
В субботу утренник — «Сельская честь» и «Хозяйка гостиницы» —
принесли порядочный куш —24 002 франка.
В настоящее время это — «рекордный» успех. Сара Бернар, кото¬
рая в это же время давала «Даму с камелиями» в театре «Эббис»,
никогда не получала больше 3000 долларов — 15 000 франков».
ГЛАВА XIV
Беспокойство Дузе, вызванное упорным молчанием Д’Аннупцио,
имело, безусловно, основание. Уже 5 декабря 1895 года (год их вене¬
цианской встречи), через несколько месяцев после того дня, когда у
поэта зародилась идея написать трагедию, он сообщал издателю
Тревсу: «Весьма вероятно, что «Мертвый город» не будет поставлен
в Италии» *. Однако в тот момент еще не было написано пи строчки.
В феврале 1896 года он не без чрезмерной самоуверенности писал
своему переводчику Эрелю: «О мертвом городе» я расскажу вам в
другой раз. Однако я уже почти договорился о его постановке. В Риме
Примоли и я уже замышляем ужасный заговор. Потом увидите...»
Даже тогда, когда, организуя «заговор», он предлагал свою траге¬
дию Саре Бернар, надеясь на более верный и быстрый успех и из¬
вестность,— даже тогда он не написал еще ни строчки.
Полной неожиданностью явилось то обстоятельство, что к его
«заговору» внезапно присоединился такой благородный человек, как
граф Жозеф Примоли, друг Элеоноры Дузе с 1883 года. Все, кто имел
случай убедиться в благородстве и тонкости его души, не могли
допустить, что это был просто бездушный, легкомысленный поступок
светского человека, которому и в голову не пришло, каким тяжелым
ударом это окажется для артистки, глубоко им почитаемой.
27 июня 1896 года, вскоре после того как Дузе после американско¬
го турне вернулась в Венецию, Д’Аннунцио написал Эрелю: «Я здесь
уже четыре или пять дней. Работаю над «Огнем» *.
И действительно, первая страница рукописи романа была напи¬
сана буквально через несколько дней, 14 июля.
Встретившись с Д’Аннунцио после возвращения из Америки, Эле¬
онора с трепетом спросила, остался ли в силе их «договор» о трагедии,
о которой он так живо и образно рассказывал ей в то памятное утро
возле венецианского канала. И можно себе представить, сколь горь¬
ким было ее разочарование, когда в ответ она услышала, что работа