Эльф из Преисподней. Том 3
Шрифт:
Придворные нестройно загудели, поддерживая наместницу. Барглоры и вавакия промолчали: берегли слух присутствующих. Но и в их глазах светилось согласие со сказанным Лилитиной. А та поднялась, и её хвост обвиняющим перстом вытянулся к Мино.
— Тебе, может, и невдомёк, ибо ты всегда пребывала в своём личном мирке, однако это не я сместила тебя. Это они, все те, кто сейчас в зале, захотели перемен. Они пришли ко мне. Просили, умоляли меня положить конец твоим безумным выходкам. Здесь нет ни одного разумного, который не пострадал бы от твоих манипуляций, твоего страстного желания держать всех каждого
В усмешке Лилитины было слишком мало торжества и слишком много жалости.
— Мино, ты — выродок среди выродков. Для города ты хуже немедленного уничтожения, так как ты есть уничтожение медленное, мучительное и неотвратимое. Не раз меня просили убить тебя. Не раз утверждали, что избранное наказание чересчур мягко за то, что ты совершила. И я колебалась, перед тем как ответить отказом.
— А мы точно за хороших ребят? — прошептала Дженни.
— Не ищи тут хороших, — так же тихо ответила Лютиэна, — Тот, кто начинает разбираться в оттенках тьмы, впускает её в себя.
Сестра была права. Система с эмблемами гостя города, которая подразумевала, что всякого без её защиты можно убить или обратить в рабство, наглядно показывала, что правление Лилитины было пропитано отнюдь не гуманизмом. Да и то, что в Лошупо обитали черви наподобие Маэглина, говорило само за себя.
С другой стороны, вероятно, при Мино было хуже. Но меня поиски истины не заботили.
Наместница продолжала:
— И вот теперь ты заявилась сюда. Ожидая застать меня врасплох, одну, беззащитную. Или в тебе созрел ещё какой-нибудь хитроумный план, который позволил бы одержать верх. Но он, очевидно, провалился. А ты, очевидно, окончательно потеряла связь с реальностью. Тем лучше для тебя: ты не умрёшь. Ты продолжишь жить, ведь, в отличие от тебя, я помню и свои обязательства, и свои долги.
Выговорившись, Лилитина уселась обратно на трон. Её плечи поникли, на красивом лице проступила усталость.
— Вот какой ты меня воспитала. Можешь продолжать ненавидеть меня за предательство, это ничего не изменит.
Мино хрипло расхохоталась. В отличие от моих спутников, настроение которых колебалось от паники и желания смыться отсюда по тайному ходу до готовности подороже продать жизни, лилит была непоколебимо уверена в себе. Самодовольство выплёскивалось из неё.
— Я ненавижу тебя не за предательство. То, что у тебя хватило на него духу, показывает, что хоть какие-то правильные мысли я в тебя вбила. Но за остальное… за слабость, из-за которой я до сих пор дышу. За потакание желаниям никчёмных болванов, которые лгут и убивают ради малейшей выгоды, как лгали и убивали при мне. За то, что Лошупо превратился в болото, где чернь практически позабыла об опасностях и перестала жаться к домам. И наконец, за твоё вольнодумство, которое не дало тебе стать моей истинной наследницей. За всё это я ненавижу тебя всем сердцем.
Наместница приказала:
— Убить всех, кроме Мино.
Судя по эмоциям толпы, им милосердие Лилитины пришлось не по вкусу. Скорее всего, бывшую правительницу прикончат в мясорубке и выдадут её смерть за несчастный случай. Я бы на их месте так и поступил.
Но я оставался на своём месте. И поскольку воздух стремительно пропитывался безудержной жаждой крови, а придворные устремились к нам, дипломатические усилия можно было с чистой совестью признать провалившимися. А так как Мино стремления выступить в передних рядах не проявляла, тяготы боя легли на мои плечи.
Впрочем, первое убийство забрала Верилия. Метко брошенный кинжал по рукоять вонзился в глаз зазевавшемуся бримораку. Дьявол молча повалился на мраморный пол. На труп наступил глабрезу, и по залу разнёсся мерзкий хруст.
Наместница брезгливо поморщилась.
А я потянул Волю Небес из ножен. Подумать только, скажи мне кто лет триста назад, что я буду во всём полагаться на божественный артефакт — поднял бы идиота на смех. А потом свернул бы ему шею. Из жалости, ведь дуракам нелегко живётся на свете.
— Ух ты, как много! — восхитилась Тхуан. До меня дошёл мысленный образ: хрупкая девчушка радостно хлопает в ладоши, а тонкие черты её лица застыли в свирепой гримасе, — Убьём их всех, да? Они все сгорят в огне. Начиная со здоровяка.
И она показала на вавакию, который держался позади всех. На редкость предупредительное поведение для этой расы — если бы он попёрся вперёд, то раздавил бы остальных. Попасть в тронный зал иначе, кроме как телепортацией, эта туша явно не могла.
По кромке Воли Небес заплясало белоснежное бездымное пламя. Сперва крошечными язычками, затем — полыхнуло как большой факел. Огонь продолжал расти, и первые дьяволы, приблизившиеся к нам, завизжали, закрывая глаза ладонями.
Верилия прошипела что-то неприличное и отодвинулась подальше, насколько позволяло пространство. Другие, включая Мино, недовольства не проявили. Я обернулся и успел запечатлеть задумчивое, немного опасливое выражение лица лилит, которое она немедля стёрла. Она не боялась божественного проявления.
Я подмигнул Лютиэне, и она крепко сжала рукоять кинжала, одолженного у Верилии. Если Мино задумает какой-нибудь мерзкий трюк, сестра помешает ей.
Потому-то я и потребовал от эльфийки держаться последней. И опасения за её жизнь были вовсе ни при чём.
А Тхуан творила то, ради чего была выкована и зачарована древними мастерами. На этот раз она обошлась без громогласных эффектов. На этом настоял я, хотя она заверяла, что взрывы — это очень весело; когда я продавил решение, она дулась на меня несколько часов.
Я ощутил, как энергия паразита впитывается в клинок. Благодаря относительной близости к Земле особых проблем с этим не было. Я поднял меч над головой и со свистом опустил его.
Божественное проявление охватило нити реальности подобно пожару. Но вместо того, чтобы разрушать их, подчинять своей воле, огонь образовывал среду, которая исподволь меняла бытие. Распускались мириады узелков, сплетались новые. И вавакия, что в последний миг заподозрил неладное, приготовившись ударить по нам разрушительной магией… попросту исчез. Был стёрт из бытия. Его очертания держались ещё мгновение, прежде чем рассыпаться безобидными искорками.