Эльфийский цветок
Шрифт:
Verum est sine mendacio, certum et verissimum:
Quod est inferius est sicut id quod est superius.
(Истинно, без всякой лжи, достоверно и в высшей степени истинно: то, что внизу, аналогично тому, что вверху) – Лат.
"Изумрудная скрижаль" Гермеса Трисмегиста.
***
Пролог
Старичок, клюющий носом в продавленном кресле, вздрогнул и открыл глаза. Вылезать из уютного тепла совсем не хотелось, но дела требовали, чтобы он поднялся, не обращая внимания на пониженное атмосферное давление и теплый плед на вечно ноющих коленях. Кряхтя, он напряг суставы и встал, оправляя пропахшую пыльной бумагой синюю мантию с черным
– И все-то вам неймется, молодым… – Прокряхтел он и громко крикнул. – Иду я, иду!
Дернув заедающий шпингалет, он прищурился в холодную и дождливую тьму, пытаясь разглядеть внутри плаща и капюшона хоть какие-то знакомые черты.
– Заснул, старый пыльный мешок? – Гаркнул простуженный юношеский голос. – Долго ты меня на дожде держать будешь?
– Проходи, Ливий. – Старик раскрыл пошире норовящую захлопнуться створку. – Что нового стряслось в этих беспокойных мирах?
– Все по-старому. – Молодой мужчина прошел мимо старика, разбрызгивая вокруг себя холодные капли. Остановившись в центре комнаты, которую занимали высокие шкафы и древний письменный стол между двух темных окон, он стянул с головы капюшон. Капли снова полетели во все стороны, но старичок, обойдя высокого и широкоплечего парня по дуге, умудрился их избежать и с довольным видом сел в древнее, с жесткой спинкой, кресло. Положив перед собой амбарную книгу размером сантиметров тридцать на полметра, он открыл чистый лист и поднял на молодого человека выцветшие серые глаза.
– Что? – Подмигнул ему ореховым глазом улыбчивый парень и растрепал короткие светлые волосы, на кончиках которых тоже блестела вода. – Ждешь журнальчики с нижних земель? Неужели внизу живота у тебя еще что-то шевелится?
– Получаю эстетическое наслаждение. – Дед сурово поджал губы. – Принес?
– Прости… В другой раз. – Парень развел руками и начал расстегивать плащ. – Не моя смена собирать урожай. Мы с Вироном сегодня до полуночи на приеме.
– Неужели кого-то… – Голос старика дрогнул. – …Придется выписывать?
– Тьфу на тебя, старый ворон! – Ливий сотворил жест оберега. – Прописывать. Мальчишку с шестой ветви притащили. Сейчас над ним наши лекари колдуют. Собрали всех. Выдернули даже магистра Титуса.
– Ого! Тяжелое ранение?
– Говорят, дрался с демоном. Но принесли с ножевым. Когда его тащили через проходную, мне показалось, что не жилец. Да и тьма вокруг него коконом. – Парень дернул плечами. – Запишешь… или до утра погодим?
– Думаешь, не выживет?
– Не знаю. – Парень провел ладонью по шее и стряхнул с пальцев еще несколько капелек. – Возьми карточку с его данными.
Белый прямоугольник лег на стол перед глазами старика.
Тот вооружил глаза старинными, склеенными в нескольких местах, очками и только потом подцепил желтоватым ногтем заполненную наспех бумажку.
– И кто у нас пишет, словно курица лапой? – Проворчал он, разглядывая расплывшиеся синие буквы. – Если это Вирон, то передай, что на следующих практических занятиях будет сортировать каталог.
– Нет, – махнул рукой Ливий, глядя на бегущие по стеклу струйки дождя. – Это кто-то из выпускников. Тех, кто его привез. Ты не пробовал снять свои лупы? Кажется, без них ты видишь намного лучше.
– Поучи еще, как чистить песком зубной протез! – Вскинулся старик. – Тебя в проекте не было, когда я…
– Я пошел! – Снова блеснул белыми зубами Ливий. – Вдруг обход, а меня до сих пор нет!
Накинув капюшон, парень запахнул плащ и стремительно вышел из комнаты. В предбаннике архива громко хлопнула входная дверь.
– Торопятся… – Проскрипел старик. – Куда? Жизнь толком не успевают разглядеть, как отпущенное для воплощения время заканчивается…
Он открыл ящик письменного стола и достал глянцевый журнал с полуобнаженными красотками.
– Вот в чем вся радость! А не в поскакушках за демонами среди зараженного их тьмой населения… Только ведь молодежь этого не понимает. Им все идею подавай! А толку-то в этой идее? К старости – ревматизм да боль в изрезанном теле.
Еще немного полюбовавшись на призывно скалившую белые зубы девушку, он со вздохом захлопнул журнал и взял заполненную кривыми смазавшимися буквами карточку.
– И кто тут у нас? – Макнув перо в чернильницу, он подкрутил керосиновую лампу. – Эльф. Сорока лет. Нет, ну каковы паразиты! Сидят в мягких креслах и в ус не дуют, а ребенок сражается с демоном! И где же это такое случилось? Шестая ветвь… пятый мир двух светил. Неужели это там же, где побывали даймоны? Ага, точно. И снова ничему не научила их жизнь. – Дед поскрипел креслом. – Тогда мир спас ребенок, и вот опять… Надо писать докладную в Конвентус! Безобразие! Та-ак… Значит, эльф. Группа крови, половая принадлежность, род, вид… две ипостаси? У эльфа? Бред. Родители – прочерк, скан ауры… тоже прочерк? Имя – прочерк. Спятили. Тащут, кого ни попадя. Если помрет, как мне его списывать? Тоже прочерком? Ладно. – Архивариус духовной Семинарии при Высшем Конвентусе Прокураторов захлопнул свой талмуд. Перо полетело в подставку, а глянцевый журнал снова лег на колени, укрытые пледом.
Нескончаемый дождь заливал окна, коробки зданий, деревья и широкий двор, больше похожий на черное озеро. За ним – небольшую речку и едва видневшийся в темноте город, хвастливо поднимающий в промокшие небеса свои длинные шпили. Ночь давно прошла срединную черту, перевалив из дня прошлого в день наступивший. Все кругом спали. И только проходная Семинарии, да второй этаж в больничном крыле были ярко освещены. Дежурные студенты, зевая, вглядывались в размытую дождем дорогу, а лекари боролись за жизнь бледного, как смерть, эльфа, лежащего на холодном операционном столе.
***
Перед его взором развертывала свою ленту бесконечная дорога, состоящая из серых ночных облаков. Вокруг было темно, и лишь по обеим ее сторонам крохотными тусклыми точками светились звезды. Он шел по этой дороге вперед. Но только куда? Ведь там, впереди, было то же самое, что и сзади. Серый туман и блеклый свет, не дающий рассмотреть вязнущие в сером месиве ноги. А еще в этом разреженном и ничем не пахнущем воздухе чувствовалось бесконечное одиночество. Тогда он остановился и задумался: а есть ли вообще смысл куда-либо идти? Не проще ли остаться здесь и, не мучаясь сомнениями, лечь и просто раствориться, превратившись в невесомый дым, вьющийся меж колен и уже подбирающийся к бедрам? Потянувшись, он улыбнулся звездам.
– Вы помните, кто я, и зачем здесь нахожусь? Что я должен делать и куда, в конце концов, выйти?
Но звезды равнодушно молчали. И тогда он сел прямо в облако. Серая мгла закружилась над его головой, стирая осколки воспоминаний и погружая сознание в мутный сон без сновидений. Сколько он проспал, сообразить потом так и не смог, но очнулся оттого, что кто-то положил ладонь ему на макушку.
Открыв глаза, он удивился. Рядом с ним на корточках сидел молодой черноволосый мужчина с яркими синими глазами под длинными стрелами ресниц и ровной линией бровей. Белая кожа с розовым румянцем, тонкие губы с играющей на них улыбкой…