Эликсир Купрума Эса (Художник Е. Медведев)
Шрифт:
Ребята поздоровались с ней.
— Ты что, занимаешься здесь?
— Нет, я записываться…
— В какой кружок?
— Я не в кружок, я в научное общество.
— Куда-куда? — хором спросили мальчишки.
— В научное общество «Разведчик».
Ребята захохотали.
— Во, Родька, не только мы дураки! — воскликнул Веня и тут же рассказал Ляле, как им предложили явиться «годика через два».
— Я знаю, что записывают с седьмого класса, — спокойно ответила Ляля, — но меня, может быть, примут. В порядке исключения.
Она
— Видал? — сказал Веня. — «В порядке исключения»!
А Родя предложил:
— Давай походим тут, подождем, что у нее получится.
Приятели походили в небольшом парке перед дворцом минут пять или семь и снова увидели Лялю с ее красной папкой. Губы ее были сильно втянуты в рот.
— Что, не приняли? — догадался Веня.
— Нет, — коротко ответила Круглая Отличница и прошла мимо ребят. Но те двинулись за ней.
— Слушай, — сказал Родя, — а почему ты решила, что тебе сделают исключение?
— Мне старший брат сказал, что, может быть, сделают. Он говорит, что моя работа очень серьезная. Он сам член общества, только в другой секции.
— А что у тебя за работа? — спросил Веня.
— Я пустельгу прошлым летом изучала.
— Кого?
— Пустельгу. Это маленький сокол такой.
— Постой! А как ты его изучала? Расскажи подробней, — попросил Родя.
— Я летом жила у дяди в охотничьем хозяйстве, и он мне сказал, что пустельгу многие считают вредным хищником потому, что она уничтожает мелких полезных птиц. Охотники ее за это стреляют. А дядя много лет в лесу живет и ни разу не видел, чтобы пустельга охотилась на птиц. Вот он и посоветовал мне понаблюдать за пустельгой.
Ребят все это заинтересовало, и Круглая Отличница рассказала, как она вела свои наблюдения.
Дядя показал ей несколько сосен, на которых были гнезда пустельги. Самки в это время сидели на яйцах, а самцы занимались охотой. Дядя же научил Лялю самой простой маскировке: подобравшись поближе к сосне с гнездом, она связывала верхушки двух молодых деревец, росших друг возле друга, и получалось что-то вроде шалашика. Здесь Ляля затаивалась и смотрела в бинокль на птиц.
— Подолгу сидела? — спросил Веня.
— Больше двух часов не выдерживала. Комары ели. У дяди от них мази не было, так что я вся распухшая ходила.
— Все-таки здорово! — сказал Родя. — Ну, и что же ты установила?
— Что пустельга, наоборот, даже полезная птица: она мышей уничтожает и крупных насекомых, жуков всяких… Правда, ящерицы ей тоже попадаются, но мышей в три раза больше.
— Ты, значит, наблюдала в бинокль, какую самец приносит добычу?
— Не только в бинокль. Я еще погадки изучала.
— Погадки? А это что такое?
— Ну, то, что желудок пустельги не переваривает: шкурки мышей, кости, всякие жесткие остатки насекомых… Пустельга их отрыгивает, и они падают на землю.
— Бе-е-е-е! — брезгливо проблеял Веня. — И ты в этом копалась! И тебе не противно было?
— Сначала противно… Но ведь люди и в трупах копаются для изучения медицины. Так вот, я ни разу не видела, чтобы пустельга какую-нибудь птичку принесла, и в погадках никаких остатков птиц не нашла.
— Вень! — сказал Родя. — Ну, может быть, мы с тобой недостойны того, чтобы нас приняли: построили трубу, а что делать дальше, не знаем. Но ведь Круглая настоящее исследование провела, да еще когда была в четвертом классе.
— Между прочим, мою заметку о пустельге по областному радио передавали, — вставила Ляля. — В детской передаче. Я ее еще осенью написала.
— Венька, слышал?… Ляля, так что же тебе та тетка сказала? Ну, дежурный педагог?
— Сказала, что у меня образование недостаточное, что мне еще рано.
— По-моему, это безобразие, — сказал Родя. — Ты чем в «Разведчике» хотела заниматься?
— Продолжать птиц изучать. В «Разведчике» секция орнитологов есть.
— А теперь что будешь делать?
— Не знаю. К дяде мы в этом году не поедем, а брат мой не может руководить: он орнитологией не интересуется.
— Ну вот! У тебя призвание, а ты больше года теряй!
— И я не одна такая, — заметила Круглая Отличница. Она рассказала, что к ее брату, который занимается в технике электроники и автоматики, часто приходят за советом мальчишки и даже девчонки, увлеченные техникой. Ляля назвала имена этих ребят, и среди них друзья услышали имя Валерки Иванова, того самого, с которым они собирали бумажную тару.
— Во, Родька! — удивился Веня. — Год проучились и не знаем, что он тоже такими делами занимается. А что он делает, этот Валерка?
— Он прибор такой построил, чтобы свои телефонные разговоры на магнитофон записывать.
И у Маршевых, и у Рудаковых магнитофоны были, поэтому друзья спросили почти одновременно:
— А как он его сделал?
— Я не могу объяснить. Хотите, пойдемте к нам, и Валерка покажет свое приспособление. Он в нашем доме живет.
Ребята согласились, и скоро они стояли перед дверью Лялиной квартиры. Круглая Отличница открыла ее своим ключом.
— Гена, ты где? — спросила она.
— В кухне, — послышался ответ.
В этот момент раздался негромкий треск, лампочка в передней погасла. Тут же из кухни выскочил Лялин брат и, не обращая внимания на ребят, пробежал в комнату. Оттуда донесся его сердитый голос:
— Ты что наделал? Ты зачем пробки пережег? Ты зачем пинцет в розетку засунул?
— Пойдемте! — спокойно пригласила Ляля, и все трое тоже вошли в комнату.
Там, расставив ноги, стоял невысокого роста коренастый парень в пестром свитере и потрепанных черных брюках. Родя и Веня видели его в школе. Скуластый, с волосами всклокоченными, но не курчавыми, как у Ляли, он мало походил на сестру. Перед ним, сунув указательный палец в рот, застыл мальчонка лет восьми.