Эликсир
Шрифт:
— И скромный. — Я остановился перед ним, опустив подбородок. — Серьезно, как ты держишься?
Он пожал плечами.
— Бывало гораздо хуже, поэтому не беспокойся за меня. У тебя и без этого масса проблем.
Не беспокоиться о Диконе было противоестественно. Я провел последнее десятилетие своей жизни беспокоясь о нем — возможно чересчур много. Подавляя его, вместо того, чтобы поддержать его.
Дикон откинул назад голову, неожиданно став гораздо старше своих семнадцати лет.
— Иди немного отдохни — хотя, сначала прими душ. — Быстрый проблеск усмешки появился на его лице. — Мы пока присмотрим
Я кивнул, передав дела. Остановившись у двери в ванную комнату, я обернулся.
— Дикон?
Он откинул завиток волос с глаз.
— Да?
— Я знаю о тебе и Люке, и меня это не волнует, поскольку ты счастлив. Только поступай правильно по отношению к нему, и ты понимаешь, что я имею ввиду.
У него отвисла челюсть, и на этот раз удивил своего брата я, а не наоборот.
Я даже не пошел в свою спальню, решив сначала разместить одежду Алекс на полке и помыться. После долгого и пристального осмотра себя в зеркало, я осознал, что выгляжу... грязным. Откопав бритву, я принял душ и затем быстро побрился. Пара чистых пижамных брюк была припрятана в задней части стеллажа, но футболки не было. Питая надежду, что Алекс не запаникует, когда увидит мою голую грудь, я открыл дверь ванной комнаты.
И я полностью остановился.
Алекс свернулась на боку, поверх покрывала, ладони были сложены под её щекой. Её губы были приоткрыты и имели розовый оттенок. Две соблазнительные ноги выглядывали из под халата, мгновенно привлекая моё внимание. Я всегда любил ноги Алекс.
Она спала крепким сном.
Положив её одежду на ближайшее кресло, я подошел к ней и позвал по имени. Она что-то пробормотала, и я почувствовал чёртов трепет — на самом деле трепет — в груди. Очень осторожно я накрыл другим покрывалом её ноги. То ли изнеможение, то ли Эликсир оказал своё воздействие на неё. Я приподнял покрывало, обернув его вокруг неё.
Отойдя от кровати, я вышел из комнаты и прокрался по затихшему дому. Внизу, неподалеку от подвала, располагалась маленькая комната, в которой не было ничего, кроме четырех шлакобетонных стен. Кто-то повесил на потолок боксерскую грушу.
Накопленное разочарование и гнев от беспомощности подняли свою голову, и секунду спустя, мои голые костяшки пальцев уже врезались в изношенную, жесткую кожу. Я обезумел, и в то время, когда каждый удар проносил всплеск боли по моей руке, я приветствовал его.
Проходили часы, пока я бил грушу руками и ногами. Пот лился с меня, раздражая глаза и разорванную кожу вдоль моих костяшек. Физическая боль ничем не помогла, чтобы ослабить мучение, растущее внутри меня.
В мгновение ока я вернулся обратно в прошлое лето, когда я увидел, как Алекс делает то же самое, после того, как она обнаружила правду о своей матери. Она была жестоким, красивым созданием, в то время как кружила вокруг тренировочного манекена. Вихрь кровоточащих эмоций потянулся через тренажерный зал, подключившись к моим собственным запутавшимся чувствам. Когда она почувствовала мое присутствие, и наши взгляды встретились, как безумно бы это ни прозвучало, я почувствовал то, что чувствовала она.
Испытывая прерывистое дыхание, я остановился и оглянулся через плечо в сторону двери. Почему я ожидал, что обнаружу её, стоящую там, я никогда не пойму. Конечно же, дверной проем был пуст.
Алекс
Я вернулся наверх, схватил полотенце из темной ванной комнаты и привел себя в порядок. Вернувшись в спальню, я взглянул на слишком большой диван, прижатый к стене, а затем схватил тонкое одеяло с края кровати. Каждая клетка в моем теле требовала быть рядом с ней, но это казалось неправильным. Если она проснется рядом со мной, я боялся, что это расстроит и смутит её. Это было последнее, чего я хотел. Опустившись на свою сторону кровати, я расправил одеяло, и наблюдал, как она спит, пока истощение не взяло надо мной верх.
Глава 7
Алекс проспала почти двадцать четыре часа, проснувшись за несколько минут до того, как на меня обрушилось растущее беспокойство. Позже ночью, мы спустились вниз и, между нами двумя, мы едва ли не опустошили холодильник. Она всё ещё была нервной и делала только то, что я говорил ей, но к утру она стала более раскрепощенной, так что иногда казалось будто находишься рядом с очень спокойной, под действием седативного, Алекс.
Из кухни мы перешли на застеклённую террасу и оставались там. Она не разговаривала со мной до тех пор, пока я не задавал ей вопрос. После изучения каждого цветка и растения в комнате, она села на один из диванов у окна и сидела там, пристально вглядываясь в толстые деревья, которые окружали наш безопасный дом.
Я сел рядом с ней, на другом конце дивана у окна, на удивление испытывая удовлетворение от того, что просто нахожусь здесь с ней, мне хотелось узнать о чём она думает и каждый раз, когда я спрашивал об этом, ответ был один и тот же.
— Ни о чем, — отвечала она, не отводя взгляд от стеклянных стен.
Это было подобно вскрытию грудной клетки, но не настолько плохо, как это было, когда слышались приближающиеся шаги по коридору или голоса, и Алекс замыкалась в себе. Она отрывала взгляд от деревьев в этот момент, и пристально смотрела на дверь. Коричнево-янтарные глаза наполнялись паникой. В какой-то момент на застеклённую террасу зашел Солос, узнать не нуждаемся ли мы в чем-то, так как он собирался поехать в соседний городок.
Единственный, кого она не пугалась, был её дядя. Было ли это некого рода влияние остаточной семейной связи? Но даже тогда она относилась к нему также, как и ко мне. У Маркуса было столько же везения, как и у меня, чтобы вовлечь её в разговор. После этого я решил, что будет лучше держать её подальше от остальных домочадцев.
В итоге, после проведенных вместе часов, её глаза сфокусировались на мне. Я делал вид, что не заметил этого, но осознал, что её взгляд перемещается ниже.
Внезапно Алекс передвинулась, медленнее, чем она обычно это делала, и зажала мои руки в своих руках.
— Твои руки ...
Изумленный тем, что она вообще прикоснулась ко мне, я не мог ответить. Словно идиот, я сидел, когда её большие пальцы поглаживали косточки на моей руке, остановившись ненадолго на ободранных костяшках пальцев.
— Ты ранен, — сказала она. — Почему ты ранен?
Настолько нежно, насколько я мог, я освободил руки.
— Я не ранен. Не о чем беспокоиться.
Её ресницы взметнули вверх, когда она изучала моё лицо. Затем она кивнула и откинулась назад на спинку дивана, хмуро уставившись на собственные руки.