Елизавета I
Шрифт:
Даже сейчас, в эти дни, Мария находилась при дворе, готовая сыграть свою роль в драме рождения принца. В качестве возможной наследницы она обязана была присутствовать при появлении наследника несомненного, и, как бы сильно ни ранило ее происходящее, долгу своему она останется верна, ибо во всем, кроме того, против чего восставала ее совесть, она была послушна отцу. Сама мысль о том, что Мария где-то здесь, в одном из покоев королевского дворца, со страхом ожидает появления на свет сводного брата и, вполне возможно, — думалось Анне — молится, чтобы ребенок родился мертвым или слишком слабым, чтобы выжить, доводила ее до исступления. Впрочем, она ничем не выдавала своих переживаний.
К концу первой недели сентября все что положено было готово к предстоящему событию: простыни, украшенные лентами пеленки, крестильный покров золотисто-алого цвета, отороченный горностаевым мехом, «большая королевская колыбель», покрытая бархатом, золотом и серебром. Младенца ожидало все новое, ибо Екатерина отказалась передать для ребенка Анны крестильные одежды, которые надевали на Марию семнадцать лет назад. Правда, на этом никто и не настаивал. Король Генрих думал совсем о другом: о торжествах в честь рождения наследника, об имени, которым нарекут принца (говорили, что это будет Эдуард или Генрих), о щедром вознаграждении лекарей и астрологов, которые заверяли, что у него родится здоровый сын. В этом ни у кого из них не было и тени сомнения.
Начались родовые схватки. Врачи с инструментами наготове заняли свои места вокруг огромной кровати, акушерки расставили медные ванночки для стока крови и использованной ваты. Час шел за часом. Внимание придворных, которые затаив дыхание следили за происходящим в покоях королевы, лишь ненадолго отвлекла одна слегка скандальная помолвка. Чарльз Брэндон, недавно сделавшийся в свои почти пятьдесят лет вдовцом, женился на очень привлекательной, на редкость невинно выглядевшей девушке четырнадцати лет, которую он прежде предназначал себе в невестки. Брачная церемония состоялась 7 сентября. Именно тогда, в полдень, схватки у Анны сделались особенно сильными.
Все шло как надо. Анна потела и тужилась, стремясь разрешиться от бремени, а ее многочисленные помощники делали все, чтобы облегчить ей эти последние, самые тяжелые минуты. И вот на свет появился младенец — маленькое, сморщенное, красное, совершенно здоровое тельце. При пламени свечей все присутствующие наклонились к роженице. Раздался общий вздох разочарования. Анна Болейн родила девочку.
Глава 2
Легко вести напева нить
В веселом хороводе,
Но как же скоро детства дни
Для девочки проходят!
Всю ночь напролет в Лондоне жгли огромные костры, а церковные колокола звонили так громко, что их было слышно в Гринвиче. Недоброжелатели королевы пытались как-то умерить всеобщее ликование, но у них мало что получалось. Мужчины и женщины черпаками пили даровое вино, бочки с которым были выставлены на столичных улицах, провозглашали здравицы в честь новорожденной принцессы, а изрядно набравшись, пускались в пляс и подбрасывали в воздух шляпы — точь-в-точь как в тот день, когда у английской королевы родился последний живой ребенок.
Но во дворце отнюдь не ликовали. Анна, к счастью, спала, настолько измученная родами, что у нее даже не хватало сил страшиться супружеского гнева. Генрих, поначалу просто пораженный известием о рождении дочери, вскоре впал в ярость. Он бросался на любого, кто попадался под руку. Первой жертвой стали астрологи — выслушать им скорее всего пришлось такие слова, что они за счастье сочли живыми выбраться из дворца; затем настал черед врачей и акушерок. Их король заставил униженно молить о прощении и проклинать собственную неумелость. От королевского гнева пришлось претерпеть даже конюшему и грумам, когда он призвал их пред очи, чтобы отменить столь тщательно подготовленный рыцарский турнир.
После того как Анна очнулась и начала постепенно приходить в себя, между супругами произошла, наверное, не одна бурная сцена. Генрих, оставивший первую жену потому, что она рожала ему только мертвых или умиравших вскоре после рождения сыновей и нежеланных дочерей, все никак не мог прийти в себя от очередного разочарования. А за гневом его скрывалось смутное беспокойство, его угнетала мысль о том, что, рискнув ради этого ребенка престолом, собственной душой и благополучием королевства, он попал в ловушку. Раньше ему казалось, что развод с Екатериной и женитьба на Анне — это воля Божья; теперь приходилось признать, что либо Всевышний отвернулся от него, либо он неверно истолковал его предначертания. Худо было и то и другое. Легче обвинить в случившейся беде Анну и использовать ее в качестве предлога для разрыва, начало которому, собственно, было уже положено.
Крохотная принцесса, перепеленатая так туго, что ни ручкой, ни ножкой не шевельнуть, лежала в своей огромной королевской колыбели у камина в детской. Мир не тревожит младенцев, так что и вспышки отцовского гнева, и слезы матери она благополучно проспала, заявляя о себе, только когда приходило время еды либо от чересчур натопленного камина донимала жара.
В первые дни после появления на свет о ней только и толковали в Англии, а когда весть о ее рождении донеслась до Европы — то и во всем христианском мире. Но в этих разговорах не было почтения, которое оказывают особам королевской крови, — над ней смеялись. Это всего лишь шутка Господа, говорила молва, или даже справедливое возмездие королю, ослушавшемуся его земного наместника.
Генрих, над которым, казалось, насмехался весь мир, тем не менее занялся практическими делами, связанными с рождением наследницы. Прежде всего младенцу надо дать имя. Мария. Вслед за дочерью Екатерины Арагонской ее назовут Марией — для того, чтобы избежать в будущем всяких наследственных междуусобиц. Народ известили, что новой принцессе будет дано имя ее сводной сестры и произойдет это в день, когда приглашенные на крестины придворные преклонят колена перед принцессой Марией.
Но когда все заняли положенные места в гринвичской церкви, выяснилось, что король передумал: герольд, возвещающий имя принцессы, приветствовал ее как «благословенно высокую, благословенно благородную, благословенно прекрасную принцессу Елизавету, принцессу Англии».
Церемония крещения по пышности своей ничуть не уступала крестинам принца, как если бы родился долгожданный младенец мужского пола. Высшая знать, отцы церкви, лорд-мэр и олдермены окружили со всех сторон вдовствующую герцогиню Норфолк с младенцем на руках. Длинный шлейф ее специально сшитого по случаю крестин платья из алого шелка поддерживал Томас Болейн. Королевская часовня была украшена гобеленами с золотым шитьем, ноги утопали в мягких коврах. Благоухание ладана и духов полностью поглощало запах дыма от углей, горящих в жаровне, установленной рядом с купелью; этим теплом и согревался младенец, пока его раздевали за ширмой. Затем епископ Лондонский, взяв девочку на руки, окунул ее голову и ступни в святую воду. Далее ей в знак королевского сана помазали спину и грудь святым миро и дали имя. И лишь потом снова закутали в алую пелерину.