Елизавета I
Шрифт:
Тем не менее, уезжая из города, королева сумела сгладить неприятное впечатление. Пришел ее черед произносить речь, и сказала она слова памятные.
«Господа, — начала она, — от души благодарю вас за все заботы и гостеприимство, оказанное моим сопровождающим, — они всем довольны. Прошу вас также от моего имени выразить признательность всем жителям города за труды и добрые пожелания». Собравшиеся встречали каждую фразу бурными излияниями любви и пожеланиями долгой жизни и благополучия своей монархине. «Вы так добры, — заключила Елизавета, — что благодаря вашим молитвам я и впрямь, наверное, проживу долго, может быть, слишком долго».
«Боже, храни королеву! Боже,
Мудрый и достойный ответ Елизаветы на прием, оказанный ей в Ворчестере, продиктован был скорее политическим инстинктом, нежели искренними чувствами, ибо на самом деле прием этот должен был показаться ей на фоне всего предыдущего достаточно прохладным. То был август 1575 года, а в течение всего июля ее безудержно развлекали, чествовали, окружали всевозможной роскошью в одном из самых богатых поместий всего королевства — замке Кенилворт, принадлежавшем графу Лестеру.
Трехнедельное королевское пребывание тут оказалось таким пышным, что написанные в честь Елизаветы стихи, проза, мадригалы и сочинения иных жанров составили опубликованную в следующем году книгу под названием «Королевские радости в Кенилворте». Все пришлось но нраву королеве, начиная с погоды — лето выдалось сухим и нежарким — и кончая оленьей охотой; силами местного населения в замке и вокруг давались бесконечные спектакли, музыкальные представления, словом, вся жизнь превратилась в сплошной праздник. Затратив несметные деньги, Лестер превратил Кенилворт в мир фантазии, где его дама сердца и повелительница могла наслаждаться красотами сельской Англии.
Кенилворт — старинный замок. Традиция связывает его со временем царствования короля Артура, хотя на самом деле впервые возник он как норманнская крепость. Джон Гонт переделал ее под жилище, красиво декорировал, расширил, а Генрих V пристроил летний дом на берегу большого пруда, тянущегося вдоль всей западной границы замковых земель. Лестер, в свою очередь, возвел несколько крупных, с высокими окнами домов в том легком, ажурном стиле, что вошел в моду в 70-е годы. В целом поместье производило потрясающее впечатление. Роберт Лейнхэм, церемониймейстер при дворе Елизаветы, оспаривавший у Лестера положение ее фаворита, описывает замок графа в самых восторженных тонах: «Все комнаты здесь очень просторны, ярко освещены, потолки высокие, пропорции на редкость гармоничны; днем сюда всегда проникает естественный свет, вечером, колеблемое легким ветерком, горит пламя свечей и каминов», освещающее всю округу, как мощный маяк. И никогда свет этот не был так ярок, как в вечер прибытия королевы.
Она приблизилась под оглушительный ружейный салют и вспышки огромного фейерверка. Разом осветились во мгле тяжелые башни и старинные зубчатые стены, сверху зазвучали королевские фанфары. Звуки, казалось, исходили от каких-то гигантов, значительно превосходящих статью обыкновенных людей своего времени, а к губам они прижимали мундштуки неимоверно длинных труб. Наряжены они были под герольдов Артуровых времен, а призрачные фигуры казались при
Все последующие дни неизменно начинались с трубного звука охотничьего рога и лая собак — Елизавета отправлялась на оленью охоту. Охотницей она была страстной и умелой, находя необыкновенное удовольствие в преследовании самца до того самого момента, когда он, обессиленный, не «рухнет на землю» или не кинется в отчаянии в воду. В эти три недели она положила много «отличных рогатых», но по крайней мере одного пощадила, приказав с истинно королевским великодушием всего лишь отрезать ему уши в «качестве выкупа» и отпустить на волю.
Во дворе свирепые мастиффы травили чертову дюжину медведей — Елизавета наблюдала за этим спектаклем из безопасного места. Специально натасканные псы сбивались в кучу и кидались на привязанных к столбам медведей. Те, в свою очередь, внимательно следили за ними, поджидая малейшей оплошности, и при первой же возможности начинали орудовать тяжелыми когтистыми лапами и мощными челюстями — кровь, по свидетельству наблюдателей, текла рекой, шерсть летела клочьями. Людям елизаветинской эпохи нравились такие стычки, они жадно наблюдали за тем, как медведи с мощным рыком стараются сбросить с себя цепких мастиффов, разрывающих им бока и кидающихся на горло. Елизавету да и всех остальных ужасно забавляло, как медведи яростно трясут залитыми кровью мордами.
Один день был целиком отдан ритуальным мероприятиям. Пятеро молодых людей, включая сына Сесила Томаса, были посвящены в рыцари, а затем Елизавета принимала пациентов — девятерых мужчин и женщин, пораженных «королевской болезнью» — золотухой. Согласно древнему поверью, особам королевской крови дарована целительная сила, вот Елизавета и принялась за дело, уже давно ей привычное. Для начала она, опустившись на колени, вознесла молитву, затем, очистившись таким образом, начала последовательно прижимать ладони к больным местам, будучи уверена, что страдальцы верят в чудесную силу этих прикосновений.
Среди представлений на открытом воздухе Елизавете особенно понравился турнир, участники которого изображали историческую битву между англичанами и датскими завоевателями. На поле с противоположных сторон галопом влетели конники с копьями наперевес. От столкновения лоб в лоб пошел звон, полетели на землю обломки копий и щитов. «Стычка перешла в настоящее сражение», соскочив с седел, рыцари продолжали бой на земле, «нанося друг другу мощные удары». Казалось, вот-вот иноземцы возьмут верх, но в конце концов под приветственные возгласы зрителей победу праздновали англичане, враги же были либо повержены, либо взяты в плен. Елизавета от души наслаждалась зрелищем и щедро одарила участников.
Однажды в воскресенье было разыграно забавное деревенское представление, так называемое свадебное бражничанье. Вперед выступили «здоровенные парни», облаченные в шляпы, шапки, камзолы вместе с короткими куртками. На одних были сапоги без шпор, на других шпоры без сапог, у всех — свадебные кружевные ленты, обвязанные вокруг зеленых метелок. На женихе «лихо заломленная» соломенная шляпа и рабочие рукавицы — символ трудолюбия; за спиной — гусиное перо и роговая чернильница, ибо он умеет немного писать и хочет, чтобы все об этом знали (впоследствии эти приспособления для письма куда-то потеряются, и жених будет готов от отчаяния разрыдаться).