Елизавета Петровна
Шрифт:
На радостях императрица на третий день после переворота отправила Людовику XV личное послание: «Мы нисколько не сомневались, любезнейший брат и истинный друг, что ваше величество не только по дружественному отношению наших августейших предков с удовольствием узнаете об этом счастливом событии, благоприятном для нашего государства, но будет одушевлено теми же намерениями, которые мы имели касательно всего, что может служить для ненарушимого и прочного сохранения и упрочения дружбы, к счастью, связывающей оба двора, ибо мы, с нашей стороны, во все наше царствование приложим особое старание к тому и с радостью воспользуемся всеми случаями, чтобы все более и более убеждать ваше величество в наших искренних и неизменных чувствах».
Это письмо – свидетельство наивности императрицы, слепо верившей в искренность добрых отношений Франции к России, о которых постоянно напоминал ей Шетарди. В апреле 1742
Прочтя эти строки, Елизавета была удивлена, но продолжала находиться в плену изысканных любезностей Шетарди, хотя инструкция несколько остудила пылкую любовь, лично ею испытываемую по отношению к Франции.
Глава третья
После переворота
Легкость, с которой досталась корона дочери Петра Великого, вызвала всеобщее ликование. Радовались успеху не только Елизавета и ее ближайшее окружение, гренадерская рота, совершившая переворот, но и многие вельможи, чье самолюбие и достоинство унижали немцы, окружавшие трон при Анне Иоанновне и сохранившие свое влияние при Анне Леопольдовне. На Дворцовой площади раздавались приветственные возгласы в адрес новой императрицы, восторг народа, запрудившего обширное пространство у Зимнего дворца, был очевиден.
У заговорщиков был план захвата власти, но отсутствовал план, как распорядиться этой властью после удачного исхода переворота, какие изменения последуют в ближайшем и отдаленном будущем во внутренней и во внешней политике страны. Правда, предшествующая глава убеждает нас в том, что заговорщики руководствовались не заранее составленным планом, а сценарием, стихийно и неожиданно возникшим вследствие изменившихся условий.
Что касается планов на будущее, то они отсутствовали – среди участников переворота не было лиц, мысливших категориями государственного масштаба, способных предложить новые пути, по которым должна двигаться страна, либо скорректировать старые. Начнем с самой Елизаветы Петровны, по отзывам современников, не лишенной ума, имевшей сказочно привлекательную внешность, общительную, сострадательную, хотя и мстительную, натуру, не прощавшую нанесенных ей обид. Перечисленных качеств вполне достаточно для положительной оценки частного лица, но они не восполняют отсутствия качеств, необходимых государственному деятелю: масштабного мышления, осознания ответственности за свои поступки перед подданными, желания быть слугой государства и способности тянуть нелегкую лямку этой службы. Словом, добродетели Елизаветы Петровны не были дополнены навыками управления государством и, как увидим в следующей главе, желанием овладеть этими навыками.
В самой общей форме Елизавета Петровна обещала восстановить порядки, существовавшие при ее отце, заявив: «Пусть все будет, как при батюшке». На деле это заявление оказалось выполненным лишь частично – реставрация порядков петровского времени коснулась далеко не всех сфер жизни общества, судеб некоторых учреждений. Так, Сенат из Высокого вновь стал Правительствующим, но более громоздким, чем при Петре Великом: при нем было девять сенаторов, а стало четырнадцать. Восстановлены три центральных учреждения, ликвидированных преемниками реформатора: Берг-коллегия, Мануфактур-коллегия и Главный магистрат. Упразднено учреждение, в котором верховодил А. И. Остерман, являвшееся оплотом немецкого засилья, Кабинет министров. Ликвидирована также недоброй памяти Доимотная комиссия, беспощадно выколачивавшая доимки по налогам и разнообразным сборам. Восстановлен существовавший при Петре порядок назначения на важнейшие должности в государственном аппарате русских вельмож, а не иностранцев.
Д. Н. Кардовский Заседание Сената петровских времен. 1908.
Лист из издания Иосифа Кнебеля «Картины по русской истории»
Перечисленными мерами ограничивалась реставрация петровских порядков. Поэтому обещание «пусть все будет, как при батюшке» имело скорее декларативное, чем реальное значение. Упрекать в этом Елизавету Петровну нет оснований.
В ближайшем окружении Елизаветы Петровны, среди участников заговора, отсутствовали лица, способные дать ей разумный совет, подсказать курс, которым должен следовать государственный корабль. Объяснялось это тем, что в годы царствования Анны Иоанновны вельможи чурались опального двора цесаревны, ее двор пребывал в изоляции, исключавшей возможность участия в управлении государством. Придворные должности камер-юнкеров, занимавшиеся Шуваловым и Воронцовым, не могли научить их искусству управления страной. Понадобилось десятилетие, чтобы из молодых людей выросли вельможи, способные исполнять высокие должности в правительственном механизме.
К заговору были причастны два иностранца: лекарь Иоганн Герман Лесток и посол Франции при русском дворе маркиз Шетарди. Лесток, как уже говорилось, импонировал цесаревне близкими ей свойствами натуры: веселостью, беззаботностью, остроумием, услужливостью, но не более того. Посол Шетарди, напротив, был человеком умным, образованным, ловким, умевшим расположить к себе собеседника, но все эти качества были использованы им, выступавшим в качестве главного советника Елизаветы Петровны во внешнеполитических делах, не в интересах России, а во вред ей, в интересах Франции и Швеции.
Итак, программа царствования у Елизаветы Петровны отсутствовала, но сложившаяся после переворота обстановка требовала от нее незамедлительной и решительной реализации неотложных дел. Назовем некоторые из них. Во-первых, как поступить с лицами свергнутой Брауншвейгской фамилии и ее немецким окружением, чтобы лишить ее возможности вернуть себе трон? Второй вопрос, волновавший императрицу, женщину добрую, с переполнявшим ее душу чувством признательности к организаторам переворота, состоял в том, как их достойно отблагодарить. Третья, едва ли не самая сложная задача – как выйти из войны со Швецией, не оскорбляя ее престижа и не нанося ущерба интересам России. Ситуация осложнялась тем, что Швеция взялась решить непосильную для себя задачу – нанести сокрушительное поражение русской армии. Случилось противоположное: не посвященные в тайные замыслы заговорщиков генералы, командовавшие русской армией, выполняя присягу и свой воинский долг, наносили противнику существенные удары, однако эти удары шведов не отрезвляли, и они не отказывались от намерения силой оружия вернуть территории, отошедшие к России по Ништадтскому миру.
Наконец, четвертая, тоже непростая задача – как укротить бесчинствовавших гренадеров, эту пьяную толпу янычар (так их называли современники), безнаказанно творивших произвол в столице.
И.Н. Никитин. Портрет Петра I.
Первая половина 1720-х.
Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Решение поставленных задач требовало от императрицы холодной рассудительности, взвешенных действий, учитывающих не только сиюминутные результаты, но и их последствия. Императрица же нередко действовала, руководствуясь не столько рассудком, сколько чувствами, эмоциями, симпатиями и антипатиями. Эта черты ее характера влияли не только на действия и поступки, совершенные после переворота, но и сказывались на протяжении всего ее царствования. Личные интересы и чувства иногда довлели над интересами государственными, последние приносились в жертву эмоциям и в конечном счете приводили или могли привести к нежелательным результатам. Так проявлялся характер императрицы, в котором доброта и сердечность уживались с мстительностью и жестокостью, в особенности если поступки, вызывавшие ее гнев, касались ее личности.