Елизавета Петровна
Шрифт:
Жан Брульяр уже сидел в кабачке и с кислым видом потягивал мутное пиво. Приход Ваньки заставил его оживиться: Брульяр боялся, что именно сегодня, когда у него есть чем похвастать, купец не придёт за товаром. А товар был таков, что за него, по мнению Брульяра, можно было бы спросить хорошую цену.
Ванька с Брульяром уселись так, чтобы видеть и слышать всех, но чтобы их никто подслушать не мог. Затем Жан начал свои обычные подходы вокруг да около.
– Вот что, почтеннейший, я – травленый зверь, и как бы охотник ни прятал оружие, а я его за версту по чутью распознаю. Бросьте играть комедию и давайте говорить прямо, как подобает взрослым и серьёзным людям. Вы – агент на службе русскому правительству? Не отрицайте, потому что я вам всё равно не поверю. Вы хотите получить от меня какие-либо сведения? Я могу дать вам таковые, потому что именно сегодня мне удалось напасть на важный след. И впредь я могу сообщать вам много ценного. Но за такие вещи надо платить. Поэтому первый вопрос, сколько?
– Да позвольте, милый друг, – ответил Ванька, – как же я могу тебе выложить на стол деньги, когда даже не знаю, что именно ты собираешься мне рассказать? Может быть, я сам это давно знаю, да и так может быть, что ты просто выдумал свои новости. Ты не обижайся, мне на всякий народ напарываться приходилось!
– Так и ты не обижайся, – в тон ему ответил лакей, – но мне тоже на всяких сыщиков напарываться приходилось. Иному откроешь по глупости важный секрет, а потом ищи ветра в поле!
– Ну, ближе к делу, паря! Ты сколько хочешь?
– Десять червонцев в задаток, а когда моё сообщение подтвердится, ещё пятьдесят!
– А ты, часом, здоров, паря? Коли хочешь дело со мной делать, так говори толком! Хочешь – уж от доброты даю – червонец в задаток сейчас и десять потом, если твоё сообщение подтвердится.
– Брось, милый мой!.. – небрежно ответил Жан. – Да мне наш посол дороже даст, лишь бы я секрета не раскрывал…
– А хочешь, я сейчас «слово и дело» крикну? – обозлившись, пригрозил Каин. – Небось под пыткой всё задаром скажешь!
– Милый мой, я – французский подданный.
– На это мне наплевать! Ворон твоих костей не сыщет, жаловаться-то некому будет!
– А потом, это тебе же будет невыгодно. Ну, узнаешь ты мой секрет задаром. А дальше? От кого ты всё следующее узнаешь?
– Ну вот что: хочешь два червонца сейчас, а если твоё сообщение стоит того и подтвердится, ещё от десяти до пятнадцати, смотря по важности.
– Деньги на стол! – ответил Жан.
Ванька выложил перед ним два червонца, Брульяр проворно спрятал их и принялся рассказывать:
– Мне с самого начала показалось подозрительным, что переводчик шведского посольства Шмидт часто приходит к нашему маркизу и потом уединяется якобы для работы в отдалённой и запущенной комнате посольства. Однажды я по небрежности забыл налить чернил в чернильницу. Шмидт проработал в комнате часа четыре, но по выходе оттуда не сказал ни слова. В следующий раз я уже нарочно не налил чернил, и опять Шмидт не заметил этого. «Эге! – подумал я, – тут дело нечисто! Как же он переписывает бумаги, раз даже не нуждается в чернилах?» И вот я решил подглядеть за Шмидтом. Ключ от комнаты хранится постоянно у камердинера маркиза, но такой пустяк меня не остановил: я сейчас же сделал слепок с ключа, ночью пробрался в комнату, всё там осмотрел, но ничего подозрительного не увидел. Сегодня счастливая случайность дала мне возможность пробраться в комнату перед Шмидтом и запрятаться там в складки широкой портьеры. Шмидт не заметил меня, так что мне удалось подглядеть за ним. Оказалось, что посредством системы рычагов самый невинный на первый взгляд шкаф опускается вниз, открывая проход в потайную комнату. Подождав часик, я повернул тот же рычаг и сам пробрался в эту вторую комнату. Я убедился, что в полу имеется люк, ведущий в какое-то подземелье. Пока я ещё не решился спуститься туда, это я сделаю в следующий раз, когда будет безопаснее…
– Но что же было в потайной комнате?
– Там стоят шкафы со всевозможным платьем для переодевания и шкафчики с разными пузырьками, баночками и скляночками для притиранья. Ясно, что Шмидт переодевается в этой комнате и через люк куда то ходит.
– Э! – воскликнул Ванька под влиянием мелькнувшего у него подозрения. – Да нет! – упавшим голосом ответил он себе на явившуюся мысль. – Не похоже…
– Что не похоже? – спросил Жан.
– Да так… У меня свои мысли, – ответил Ванька.
– Ну так что скажешь? Разве не стоит мой секрет хороших денег? – хвастливо осведомился Брульяр.
– Пока что он, милый друг даже тех двух червонцев, которые я дал тебе, не стоит! Что я от тебя узнал? Что во французском посольстве какая-то тайна имеется? Так в каком же посольстве её нет?..
– Но идя указанным мною путём, можно разгадать эту тайну!
– Так вот ты и разгадай её. Разузнай, куда ведёт подземный ход, в какое обличье наряжается этот Шмидт Кстати, я десять червонцев не пожалел бы, если бы ты мог узнать, кто такой этот Шмидт, потому что мне кажется, что он только выдаёт себя за Шмидта.
– Это мне тоже казалось, только Шмидт – самый заправский франкфуртец Шмидт. Я уже давно навёл справки: ведь у меня везде имеются друзья. Отец Шмидта – доктор, был когда-то при дворе Петра Первого, но бежал, так как похитил у Меншикова его крепостную девку, в которую влюбился. За границей они обвенчались, и от матери-то Шмидт и научился русскому языку.
Поговорили ещё о том о сём, наконец Ванька простился с Жаном и, ещё раз поручив ему во что бы то ни стало досконально разведать представившуюся тайну, отправился к Кривому, чтобы доложить ему о результатах этого дня. Ванька шёл гоголем, теперь он был уверен, что Кривой откажется от обычного иронично-снисходительного отношения к его докладам.
Действительно, рассказ о том, как монах, по показаниям Алёны, оказался Столбиным, произвёл большое впечатление на Семёна. Итак, теперь уже можно было считать совершенно бесспорным, что Столбин здесь и интригует в пользу царевны! Одна эта уверенность представляла собою нечто положительное!
Кривой вполне одобрил расправу Ваньки с женой – по его мнению, было бы небезопасно терпеть подле себя женщину, которая способна таить самую подлую измену. Конечно, всякую другую можно было бы заставить заманить Столбина в западню, но Алёна представляла собой сущую змею, которая тридцать раз перекинется из стороны в сторону. Ну и отлично – «баба с возу, кобыле легче»!
Немалое впечатление произвела на Семёна передача рассказа Жана. Он тоже заподозрил в Шмидте Столбина, но наведённая Брульяром справка уничтожила это подозрение.
– Конечно, очень возможно, что твой малый ошибается, – сказал он. – Там, в посольстве-то, тоже не дураки сидят, и если они дали Столбину ложное имя, то не выдумали его, а взяли заимообразно. Я постараюсь сам повидать Шмидта и тогда распознаю, не Столбин ли он. Но сейчас это нам совершенно неважно. Столбин для нас тьфу. Самое важное – держать в своих руках нити заговора, который сплетётся вокруг Брауншвейгского дома. Наше дело очень трудное: принц Антон, которому постоянно пишут из-за границы, чтобы он опасался цесаревны, лишён всякой власти, а правительница только отмахивается – она верить не хочет, чтобы что-нибудь затевалось…