Эллиниум: Пробуждение
Шрифт:
В один миг ему казалось, что всё должно устроиться как-то само собой. Примерно так, как получается у его отца. А впрочем, так ли это просто? Быть может, каждый день Тверд принимает десятки изнуряющих решений, касающихся других людей. А все настолько привыкли к этому, что не замечают лежащего на нём бремени.
И вот уже Длиннодуму кажется, что он не может пускать жизнь на самотек. Сана, Марина, Стойкий – вдруг они ждут от него чего-то? Каких-то активных действий, какого-то судьбоносного выбора?
– Утро
Длиннодум глубоко вздохнул, кивнул и попробовал улыбнуться.
17
– Что-то я совсем запутался, – Длиннодум тяжело рухнул на старинную скамеечку, прислонённую к стене дома. – Два дня всего прошло, а уже полный кавардак.
– Что, Сана с Мариной? – Стойкий чинил деревянную лопату. Старый штифт, скреплявший плоскую часть с длинной ручкой, совсем сгнил. Работник уже вытащил его и теперь подгонял по размеру новый, из крепкого дерева.
– Весь город уже знает, да? – вопросом на вопрос ответил Длиннодум.
– Я не удивлюсь, если и дикие козопасы знают, – с необычной для него глубокомысленностью заметил Стойкий. – Что крику-то было!
– Я боюсь, она её убьет, – сокрушенно сказал Длиннодум. – И на меня смотрит волком, так что и не подходи. Марина, наоборот, всё время прячется.
– Хотела бы убить – уже бы убила, – пожал плечом Стойкий. – Хотя, может, ещё и убьет. Кто знает, что придёт этим женщинам в голову. Особенно такой как Сана. Женись на ней поскорее, так и успокоится. Наверное.
– Женись… – пробормотал Длиннодум. – С одной стороны, конечно, да. И все этого ждут. А с другой…
– А что с другой? – не понял Стойкий.
– Увалень ты все-таки, – беззлобно ругнулся царский сын; в очередной раз он почувствовал, как не хватает ему проницательности Щитолома. – С другой – Сариза…
– Я думал, её зовут Марина, – удивился Стойкий.
Длиннодум только помотал головой от разочарования. Но – чего уж тут расстраиваться! – хвала богам, хотя бы один друг у него всё ещё остался, так что нечего привередничать.
– Сариза – дочь царя Василия. Они же мне намекали, что непрочь с Твердом породниться.
– О как! – присвистнул Стойкий. – Я-то и не знал.
– Да-а, – тихо протянул Длиннодум. – Ну ладно, пойду я. Ты, я смотрю, занят всё равно.
– Ничего. Заходи, если что.
Длиннодум тяжело вздохнул, поднялся и побрел прочь по узеньким городским улочкам. В пыли купался поросенок. На приземистой крыше, в тени оливы, спала старая кошка. Какой-то карапуз гонялся за курами.
Молодой воин припомнил один из немногих своих разговоров с Мариной.
– Ваш Город-в-Долине – просто какая-то деревня козопасов. Сколько здесь, двадцать домов?
Длиннодум оскорбился:
– Семьдесят два домохозяйства вообще-то. Да ещё Самшит сейчас строится. Хороший дом возводит, из камня и дерева, не из сырца. С очагом.
– Ни городской стены…
– Крепкое копьё в надежной руке – вот наши стены! – не скрывая хвастовства, перебил юноша.
– …Ни одного двухэтажного здания нет. Ни единой лавчонки. Даже храм у вас – какие-то развалины на холме.
– Это древнее святилище богов! – возмутился Длиннодум. – Хотя с вашим, конечно, не сравнить…
Никогда в голову ему бы раньше не пришло, что их Город-в-Долине может быть другим. С царским замком-дворцом. Может быть, с высокими башнями…
Навстречу юноше шёл жрец Солодан.
– Я хотел поговорить с тобой, Длиннодум! – позвал он. Жрец был мрачен, и костяшки с ракушками в его ожерелье стучались друг о друга с особенным возмущением.
– Как скажешь, жрец, – ответил молодой воин.
– Пойдём ко мне домой, незачем смущать иных нашим разговором.
Солодан жил в одном из домов, выходивших на центральную площадь, в самане с земляным полом – служителю богов, по его словам, роскошь ни к чему. Двое его сыновей давно выросли, стали воинами, один из них уже погиб в военном походе, второй жил отдельно, в собственном доме. С жрецом осталась только старуха-жена, кое-как ходившая по хозяйству.
Солодан усадил гостя на деревянную лавку, сам же опустился на надежный трёхногий табурет.
– Я слышал, сын царя, что ты побывал в храме Текущего, Милосердного к морякам, в Досе, – начал жрец, разливая ракию по маленьким стеклянным стопкам – такие, сколько знал Длиннодум, выдували в Белых Камнях.
– Да, я был там, – ответил юноша. «Так вот о чём пойдет речь», – подумал он.
– Ты беседовал с тамошним жрецом?
– Да. Его зовут Пеликан. Странный малый.
– Не смутился ли твой разум от бесед с этим глупцом? – напористо спросил Солодан. – Я знаю, что жрецы Текущего часто высказывают безумные мысли. Например, о том, что Текущий будто бы старше Пробудившегося. И чуть ли не могущественнее первого из богов?
– Он говорил это, – подтвердил Длиннодум.
– Я рад, что ты не стал относиться всерьёз к его дурнодиким россказням. Разве может быть что-либо более нелепое?!
Длиннодум был неожиданно рад, что ему не пришлось сердить старого жреца; или говорить неправду. «Он слишком боится услышать ответ, поэтому не задает вопроса, – догадался сын царя. – Ну что же, тем лучше, тогда это сделаю я».
– Я тоже хотел спросить тебя кое о чём, жрец.
– Спрашивай, сын царя.
– Этот Пеликан… Он высказал одно предположение, которое могло бы объяснить кое-что.