Эллиниум: Пробуждение
Шрифт:
– Вряд ли это так, не стоит доверять речам безумца, – вновь взволновался Солодан. – Но что же он наплёл тебе?
– Он сказал, что срок в триста девяносто девять вёсен – это не точный счет. Будто бы волхвы на Востоке называют так очень долгое время. Словно им лень сказать «вечность».
– Так ты усомнился в цикличности божественного возмездия? Быть может, ты считаешь, что и вины пред богами нет на людях? И искупление им не нужно?
– В чем же вина?
– Да хоть бы в кощунственных помыслах! Почто ты сомневаешься? Почто не берёшь
– Кстати, а как он разговаривает с тобой? – спокойно спросил Длиннодум.
– Мне не позволено рассказывать об этом, – взъярился жрец. – Во всяком случае, не каждому вотще вопрошающему я должен отвечать. Но тебе отвечу, сын царя. Я говорю с Пробудившимся так же, как с тобой. Он приходит ко мне в облике могучесильного мужа, нагой, с блеском в очах. Он произносит слова, которые я не понимаю, но у меня в голове, словно сны наяву, проступает его воля. И яснее этих образов не может быть ничего в целой Вселенной – её невозможно трактовать двояко. Божество знает, как именно общаться со своими слаборазумными творениями.
– Значит, никогда у тебя не возникает никаких сомнений?
– Ни разу не было такого, сын царя.
– А где Он является тебе?
– Чаще всего – на Холме, возле храма древних богов. Но иногда спускается и сюда, в мою скромную хижину, буде явится ему такое желание.
Жрец говорил уверенно. Слова его были как никогда прямолинейны, и сила их была велика. Но впервые в жизни молодой воин почувствовал настоящее недоверие к Солодану. Так же, как до этого в разговоре с царём Василием. «Да ведь он просто врёт!» – догадался Длиннодум. И понял, что ни в коем случае нельзя показать, что догадался. Это было бы неразумно и даже – опасно.
Никогда ещё он не чувствовал настоящей опасности для себя здесь, в самом центре Города-в-Долине, в двух шагах от главной площади, на которой под навесом был установлен трон его отца. Словно заноза впилась в самое сердце его уютного, родного маленького мира.
– Спасибо, что рассказал мне об этом, жрец, – сказал Длиннодум. – Я ценю это, и не забуду твоей доброты.
– Прекрасно, сын царя! – улыбнулся Солодан. – Приходи ко мне снова, если возникнут вопросы.
Длиннодум очень сомневался, чтобы, когда в следующий раз у него возникнут вопросы о богах, он решил задать их жрецу. Теперь вряд ли на этот счёт он поверит кому-нибудь, кроме самого бога.
Выйдя из дома Солодана, Длиннодум медленно направился к Холму. Он вспомнил, как всего несколько дней назад ребёнок, которым он был тогда, радостно взбирался на Холм, чтобы заглянуть во всеведающий зрак благоволившего ему божества. Теперь же он шел наверх с трудом, словно глубокий старик, для трудного и неприятного разговора.
Когда Длиннодум добрался до вершины, око бога уже склонилось к закату. Взгляд Пробудившегося был таким же, как всегда. Но теперь воин не чувствовал в нем ни теплоты, ни взаимопонимания. Он смотрел просто на солнце, равнодушно светившее всему, что есть под ним.
«Почему ты оставил меня?.. Нет. Что ты такое?.. Нет, не то. Можешь ли ты говорить со мной?..» – перебирал он в уме вопросы, которые хотел бы задать своему прежнему наперснику.
– Ты всё ещё здесь?! – закричал Длиннодум изо всех своих сил.
Ничто в природе не ответило на его вопрос. Око Пробудившегося коснулось горного хребта.
Когда Длиннодум спустился в город, навстречу быстро наползающей ночи, у двери своей пристройки он встретил Сану. И сразу почувствовал неладное – в её глазах не было прежней сердитой неприступности. Что-то случилось.
– Её нигде нет, – тихо сказала девушка.
– Кого? – не сразу понял Длиннодум.
– Твоя рабыня сбежала, – быстро заговорила Сана. – Я достала нож и хотела зарезать эту разлучницу, но не смогла нигде найти! – она даже продемонстрировала короткий изогнутый бронзовый кинжал, который, видимо, стащила у отца.
– Что значит – не смогла найти? – опешил Длиннодум. – Она, наверное, здесь, – он подошел к бывшему дровяному сараю, где поселили Марину. Внутри никого не было. Никакими вещами рабыня ещё не успела разжиться, поэтому нельзя было понять, сбежала ли она насовсем или просто где-то бродит.
– Никто в городе её не видел с самого вчерашнего дня, – продолжала Сана. – Я, наверное, всех спросила, кроме Кропаря, который где-то коз пасет. Сбежала, это точно!
Длиннодум промолчал.
Поиски ничего не дали – пленницы действительно не было в Городе-в-Долине. И тогда Длиннодум неожиданно для себя вздохнул с облегчением – решение, что делать дальше, пришло само. Теперь ему нужно было лишь следовать за судьбой, которую избрали для него боги.
18
– С чего ты взял, что она пошла в Кадм? – спросил Стойкий. Он ни на волос не сомневался, когда Длиннодум сказал, что ему нужна будет помощь, – и сразу начал собираться в дорогу.
– Я уверен, что Марина попытается помочь своему отцу, – ответил сын царя. – Ну, или сначала найти брата, а потом освободить отца…
– Ну и пускай пытаются! Их поймают и убьют, – заключил Стойкий, не переставая, однако, складывать в заплечный мешок вещи для похода.
– Я… почему-то не хочу этого, – неуверенно сказал Длиннодум. – К тому же в Кадме у меня все равно остались неоконченные дела.
– Опять эта твоя Сариза?
– Да. И не только. Я, наверное, просто не хочу просидеть всю жизнь в Городе-в-Долине, как мой отец.
– Как скажешь, Длиннодум, – просто сказал Стойкий. – Я всегда с тобой. Можешь не сомневаться.
– А Силач что скажет?
– Я теперь сам воин, и не должен отца спрашивать. А ты – сын царя. Ты говоришь – я делаю. Всё просто.
«Эх, если бы и для меня всё было так же просто», – на какой-то миг Длиннодум почувствовал неуверенность. Но тут же постарался взять себя в руки и отринуть сомнения.