Эльмолин
Шрифт:
Отец Сибиллы был человеком молчаливым. Ночи напролет сидел он возле своего блестящего медного телескопа и наблюдал за звездами. Его мысли кружили среди небесных светил, как будто у них там тоже была своя орбита. Его глаза несли в себе свет и небывалые краски звездных туманов. Он был уже очень стар.
В те времена впервые заговорили о том, что, возможно, когда–нибудь удастся найти жизнь в космосе. Именно этими поисками он и был занят. И при этом он не переставал удивляться чуду зарождения жизни в оранжерее своей жены — что также являлось причиной, по которой родители Сибиллы долгие годы жили в
И сколь безгранична была его радость, когда однажды ночью его жена родила на свет Сибиллу. Они тогда долго разговаривали друг с другом, и он поведал ей о своем умозаключении: а именно, о том, что непрерывный рост растений, появление на свет их ребенка и надежды на жизнь в космосе — отнюдь не три разные вещи, но суть одно и то же.
В оранжерее, под восходом и заходом солнца и звезд протекали первые годы Сибиллы. Тонкое стекло, отделявшее жилище от внешнего мира, едва оберегало ее от холода, снега или бури, зато предоставляло свободный обзор на все четыре стороны света. Распускающиеся листья, новая зелень, барабанящий град принадлежали миру Сибиллы. А еще порхающий воробей или хмурое, неделями непроглядное небо. Дождь был для Сибиллы настоящим событием: ведь он наполнял звоном тишину оранжереи.
В новом доме на берегу реки Сибилла нашла много удобств, которых не знала раньше. Она ежедневно пользовалась теплым душем, ходьба из одного помещения в другое была для нее игрой. Толстые каменные стены нового дома не пропускали сквозняков, с которыми ветер постоянно проникал сквозь щели оранжереи, но и солнце не могло здесь беспрепятственно светить повсюду. Оно могло проникать в помещение лишь несколько часов в день и притом лишь через окна.
А бегая по мягким шерстяным коврам, которыми был покрыт весь пол, она вспоминала влажную почву оранжереи, где при каждом шаге ступни ощущали песчинки и камешки.
И поскольку новые стены были до такой степени непрозрачны, что во всех углах лежали серые тени, родители Сибиллы покрасили их в чистый белый цвет, купили абсолютно белую мебель, белые ковры, белые занавески, и мама каждый день ставила во все углы, на все столы разноцветные букеты из оранжереи.
Отец мог теперь продолжить свои исследования на балконе, наблюдая ход светил.
ГЛАВА 5. О ТРУДНОСТЯХ ЖИЗНИ И ИХ УСТРАНЕНИИ
И все пошло бы своим чередом в новом доме на берегу реки, не имей семейство Гайни десять кусачих собак. Эти собаки целый день носились туда–сюда и не пускали в дом никого, включая жильцов второго и третьего этажей.
Они охраняли вход. Что делается позади дома, их не интересовало.
Фанглингеров (привычных и не к такому) это мало потревожило. Они запросто раздобыли себе длинную лестницу, приставили ее с берега к своему балкону и весело забирались домой. Для второго этажа это, наверное, и вправду было не так уж трудно. К тому же умение пользоваться шаткой лестницей могло оказаться не лишним и в профессиональном смысле.
Гораздо острее проблема встала для Сибиллы и ее родителей. Приставить лестницу высотой в три этажа было бы слишком опасно, не говоря уже о том, как соорудить такую громадину.
Поначалу были
Если чего–то одного не хватало — необходимости или желания — ей это не удавалось. Получалось только так.
Родители скоро научились этому от нее. И все три семьи зажили в добром согласии друг с другом.
II ЧАСТЬ
ГЛАВА 1. О ПЕРВОЙ ВСТРЕЧЕ ТРЕХ ДЕТЕЙ
Впервые все трое — Гайни, Гауни и Сибилла — встретились на берегу реки. Каждый был занят тем, что ему больше нравилось. Гайни стоял у воды с самодельной удочкой. Ему попадались самые разные рыбины. Такое обилие рыбных пород в обычной реке — большая редкость. Гайни не произносил ни слова, только внимательно следил за поплавком, сделанным из бутылочной пробки. При этом он то и дело косился в сторону двух других детей, живущих, по всей видимости, в его доме.
Гауни расхаживал по берегу в поисках каких–нибудь стоящих вещей, которые вполне могли быть кем–то потеряны. Ведь специальное образование, которое он получал у собственных родителей, имело, так сказать, свой теоретический аспект: научиться не только разбираться в ценных вещах (желательно, бесплатных), но и приобретать их все больше и больше. Иногда он приостанавливал свои поиски, садился на траву и выполнял комплекс упражнений для пальцев, а затем производил расслабляющие движения поочередно для всех суставов рук.
Сибилла сидела на прибрежной траве, обхватив колени руками. Мягкие ветви плакучей ивы касались ее головы при каждом дуновении ветерка. Светлые волосы рассыпались по плечам густыми волнами, и казалось, что она сидит под маленькой двускатной крышей. Она смотрела на мальчиков. От Гайни она сразу отвернулась: ей не понравилось, что он ловит рыбу. Она не могла смириться с тем, что бедные существа попадаются на лакомый кусочек, и сразу вслед за этим их безжалостно извлекают из родной стихии. Но Сибилла ни слова не сказала об этом и постаралась скрыть свое недовольство. Еще ей не нравилась убогая одежда Гайни. И вообще она с трудом воспринимала все, что было связано с Гайни и его семьей.
Потом она посмотрела на другого мальчика. Он производил на нее гораздо более приятное впечатление. Она удивлялась терпению, с каким он выполнял свои необычные упражнения и гадала: на каком музыкальном иструменте он может играть? А иначе зачем тратить столько времени и стараний на эти упражнения?
Наверное это произошло совершенно случайно, но Гайни и Гауни повезло одновременно. Гайни выдернул из воды пляшущую рыбку, а Гауни вытащил из кучи мусора маленький блестящий ножик. Пока Гайни снимал с крючка рыбу, Гауни очищал свою находку от земли и пыли. Мальчики одновременно подошли к Сибилле — один слева, другой справа, остановились как по команде по обе стороны и предложили ей, что имели: Гайни свою рыбу, а Гауни — ножик.