Элнет
Шрифт:
Другой мужик попался с сосновым бревном. И бревно-то никудышное — сучковатая верхушка. На Менделинском базаре за него больше рубля — не дадут. А земский начальник наложил штрафа целых шесть рублей. У мужика слезы из глаз потекли. И у Сакара на душе тоже сделалось горько. Вдруг он слышит, земский начальник спрашивает:
— Захар Ефремов здесь?
— Здесь, — отозвался Сакар.
— Подойди сюда!
— Иди, — подтолкнул Сакара дед Левентей. — Иди. Сакар подошел к столу, покрытому зеленым сукном. Никогда еще не видел он так
Земский начальник сидел на стуле с высокой спинкой и сурово глядел на Сакара. У земского седые усы, седеющая голова. На одежде блестят пуговицы, на груди серебряная цепь вроде ожерелья с большим рублем посредине.
— Ну, какое у тебя ходатайство? — спросил земский начальник.
Сакар, не поняв ни слова, оглянулся назад.
— Ты меня понимаешь?
— Он по-русски плохо калякает, — послышался сзади голос деда Левентея.
— Сергей Степанович, переведите, — приказал земский начальник помощнику старшего писаря. — По этому делу вы будете переводчиком.
Сергей Степанович перевел вопрос.
— У меня свидетель, — сказал Сакар. — Она все видела.
Земский начальник разрешил вызвать Чачи свидетелем, и после этого все пошло как по маслу.
Дед Левентей очень, обрадовался избавлению Сакара и был несказанно доволен своей сообразительностью.
«Не сходи я вчера к земскому начальнику, он непременно засудил бы Сакара», — думал старик.
7
Вечером Григорий Петрович пошел к Зверевым.
— Барышня у себя, барыня в столовой, барин отдыхают, — сказала Маша.
Григорий Петрович прошёл в столовую. Ольга Павловна штопала носок.
— Добрый вечер, Ольга Павловна.
— Здравствуйте, Григорий Петрович. — Ольга Павловна кивнула на стоявший рядом стул. — Садитесь.
— Ольга Павловна, я в прошлый раз наговорил тут лишнего.
— Я верю, что у вас не было злого умысла, что вы сказали, не подумав… Но ладно, хватит об этом… Расскажите лучше, чем вы были заняты в эти дни?
— Как всегда: днём уроки, вечером проверка тетрадей, подготовка к завтрашним урокам, перед сном что-нибудь почитаешь — вот и день прошел.
— Скажите, Григорий Петрович, а это очень трудно — учить детей?
— Наверное, легкого дела не бывает. Это только если смотреть со стороны, чужая работа кажется легкой. Вот вы штопаете, мне ваше занятие кажется сущим пустяком, а дай мне в руки иглу, ведь не сумею орудовать ею так же ловко, как это делаете вы.
— Ну, штопка носков — дело не сложное, но вы правы: со стороны чужая работа кажется легче, чем она есть на самом деле. Но я полагаю, что самая трудная работа — учительская. Тамара жалуется, что у нее после уроков всегда болит голова.
В дверях показалась Тамара. Ее волосы локонами спускались на плечи. Она была в легком белом платье.
— Добрый вечер, Григорий Петрович. Не слушайте маму, она все выдумывает, я ей не говорила ничего подобного… Григорий Петрович, вы не слышали, будут нынче летние учительские курсы в Царевококшайске?
— Наверное, будут. Правда, прошлым летом на них было мало народу. Я, например, не ездил.
— А в этом году поедете?
— Пожалуй, поеду. Надо послушать, что советуют методисты. Потом, ведь там соберутся учителя со всего уезда, интересно узнать, чем они живут, что делают.
— Я написала письмо инспектору, прошу, чтобы и мне разрешили посещать летние курсы. Пойдемте ко мне, я вам покажу это письмо.
Тамара увела Григория Петровича в свою комнату.
Тамарина комната была невелика, но в ее убранстве чувствовался вкус хозяйки. По всему полу был разостлан ковер, у стены стояла узкая простая кровать, на стене, над кроватью, висел еще один ковер, на противоположной стене — акварель — лесной пейзаж, над диваном — портрет самой Тамары. На столике, против двери — зеркало, флакончики с духами, пудра…
Григорий Петрович сел на диван. Тамара повернула его голову к себе.
— Посмотрите мне в глаза. И вам не стыдно? Ни капельки не стыдно?
— Чего мне стыдиться?
— А сколько времени вы меня мучили?
— Я вас мучил?
— Почему вы не приходили к нам?
— Тамара, вы же сами понимаете, удобно ли было мне прийти к вам после того, что произошло…
— Если бы на вас рассердилась я, у вас была бы причина избегать меня, но мы с вами не ссорились…
Григорий Петрович не успел ничего ответить, в дверь заглянула Маша:
— Самовар на столе. Барин встал. Барыня велела звать вас в столовую.
Матвей Николаевич курил за столом. Григорий Петрович подошел к нему, приняв виноватый вид.
— Матвей Николаевич, я и сам не понимаю, как сболтнул такую глупость… Прошу извинения…
— Ну, ладно, ладно, — перебил его Матвей Николаевич, выпуская изо рта клубы табачного дыма, — Что было, то прошло. Ольга Павловна, разливайте чай.
Когда все расселись, Матвей Николаевич повернулся к учителю и торжественно проговорил:
— Я хочу вам, Григорий Петрович, сообщить приятную новость. В будущее воскресенье мы идем на медведя!
Тамара и Ольга Павловна удивленно замерли.
— Матя! — воскликнула Ольга Павловна (так она называла мужа, когда в доме не было посторонних), — Матя, когда же вы успели отыскать медведя?
— Вчера ко мне приходил один старик охотник и сказал, что он еще с осени заприметил берлогу.
— Может быть, он обманывает тебя?
— Меня провести трудно. Я-то уж с первого взгляда узнаю, кто настоящий охотник, а кто — обманщик… Значит, Григорий Петрович, едем. Готовьте ружье.