Эм + Эш. Книга 2
Шрифт:
Пока жила целый год у родственников в Байкальске, отец навещал меня несколько раз, мама приезжала лишь однажды. Но с другой стороны — это ведь его родственники, а не её. И, уж будем честны, такая больная любовь, как у него — это не радость, это гнёт и мучение. Так что с мамой в этом плане проще.
Мама неслучайно, догадалась я, так поспешно перевела разговор на Зимину. Она просто опасалась моей реакции на новость о замужестве. А мне было как-то всё равно. Странно это, конечно, и поспешно, но я могла бы и догадаться — она постоянно расхваливала этого Пал
Из всех людей, кто знал меня раньше, я бы повидалась только с Ирмой, но она ещё два года назад вышла замуж и уехала из Адмира, и вообще из России.
Как я ни старалась держать себя в руках, а всё равно нервничала. А перед прибытием поезда и вовсе распереживалась. Вот как с Зиминой говорить? Будто ничего не произошло? Но я вряд ли так сумею. И как та себя поведёт? Что если будет всматриваться, искать во мне следы, оставленные драмой прошлого? Я, наверное, тогда просто развернусь и уйду.
Глава 6-2 Эм
Зимину я и не узнала сразу. Она неожиданно оказалась располневшей. К тому же перекрасила волосы из пшеничного в «баклажан», да ещё и тёмные очки нацепила в пол-лица. Алька узнала меня сама, подошла, волоча за собой высоченный чемодан на колёсиках.
— Привет, Эм! — Она подняла очки и оставила их на волосах, как ободок. — Ты совсем не изменилась, только похудела! А вообще, здорово выглядишь. Не то что я… Слушай, давай до гостиницы доедем быстренько, я закину багаж и куда-нибудь сходим? Посидим в кафешке… Есть неподалёку что-нибудь недорогое и приличное?
Мне вдруг стало легче. Алька вела себя просто и дружелюбно, словно не было между нами недопонимания и разрыва, не было той жуткой осени.
Гостиница, в которой наметила остановиться Алька, оказалась совсем недалеко от вокзала, правда, пришлось подниматься круто в гору. Пока шли, Алька без умолку рассказывала, что мучается уже несколько месяцев одышкой и непонятным кашлем, что анализы не очень, что врачи в Адмире перепробовали на ней всякие дорогущие лекарства и, в конце концов, развели руками и отправили сюда. Она и правда дышала тяжело, с каким-то булькающим свистом, так что я забрала у неё чемодан и несла сама.
Двухместный номер был простенький и какой-то уж совсем крохотный. Из санузла несло хлоркой.
— Не «Савой», но ничего, — осмотревшись, заключила Алька. — Мне тут только сегодня переночевать, а завтра с утра поеду в областную больницу, лягу на обследование.
Она вжикнула молнией и выудила из чемодана небольшой пакет.
— Вот, Дина Владимировна передала.
Я заглянула в пакет: шоколадные конфеты килограмма полтора. Конфеты!
— А это тебе от моей мамы. — Алька достала банку с малиновым вареньем и свёрток, замотанный в полотенце.
— Здесь вот сало. Сами солили.
— Да не надо было! — запротестовала я. — Я не возьму…
— Конечно, возьмёшь! — возмутилась Алька. — Или я что, зря везла? И теперь мне обратно, по-твоему, всё это тащить? Или выбросить? Скажи спасибо, что я ещё не всё взяла. Мама там мне надавала и огурцов солёных, и помидоров, и лечо, как только узнала, что мы с тобой встретимся. Я ей говорю: «Да нужны ей эти твои огурцы, когда она на свою зарплату переводчика сама купит всё, что захочет».
— Переводчика? — переспросила я.
— Ну да. Ты же переводчиком работаешь в какой-то крутой фирме, Дина Владимировна сказала. Или я что-то не так поняла?
Я неопределённо пожала плечами: пусть Алька и остальные думают так, как маме хочется. Но, чёрт возьми, как неприятно всё-таки, что мама меня стыдится! Настроение резко испортилось. Хотя оно и так у меня вечно где-то у самого плинтуса колеблется, просто обычно на это стараюсь не обращать внимания. А тут вдруг укололо. Впрочем, чего ещё ожидать от мамы?
Пообщаться решили в пиццерии, заодно и перекусить — дёшево и сердито.
— Ну и как работа? — заинтересованно спросила Алька. — Как вообще получилось у тебя так здорово устроиться?
Вот уж мама удружила так удружила! Сочинять и подыгрывать ей не хотелось, но не говорить же теперь правду. И зачем она только придумала эту посылку дурацкую! Уж я как-нибудь перебилась бы без шоколадных конфет.
— Мама сильно преувеличила, — сдержанно ответила я. — Я там не то чтобы переводчик, а так, принеси-подай… кофе там…
— А! Вроде секретаря?
— Угу, — кивнула я.
— Ну и что! Для студентки, тем более даже не последних курсов, это вообще отличный вариант! Босс-то нормальный? Не пристаёт? А то ты вон какая красотка.
— Босс так себе, но не пристаёт. Ты лучше про себя расскажи. Как сейчас в Адмире?
Алька вздохнула невесело:
— Да как? Загибается, по ходу, наш Адмир. Всё прямо на глазах разваливается. В клубе теперь кружков никаких нет, ну вот только дискотеки… А так — там челночники все углы и закутки арендовали и теперь торгуют китайскими шмотками. А мэр у нас знаешь кто? Отец Гулевского. Вот они живут хорошо. Коттедж себе отгрохали с бассейном в Химках. А Белевича помнишь? Вместе с Гулевским учился?
— Угу.
Ещё б не помнить! Душу неприятно царапнуло.
— Он умер. От передоза. Скололся совсем, и где-то полгода назад умер. Ковтун тоже скололся, но пока жив, хотя на себя уже не похож. А Горяшин спился. Как пришёл после армии — женился на Тимашевской, и почти сразу запил по-чёрному. Конечно, в Адмире делать-то нечего…
Боря Горяшин, моя тайна, мой Б.Г…. Надо же — ведь когда-то он столько много для меня значил! Жаль, что у него всё так сложилось…
— … тоже почти сразу после армии женился.