Эмансипированные женщины
Шрифт:
— Подождите, возьмите меня с собой! — сказала она с нежным упреком в голосе.
— Я пришлю кого-нибудь, и вас привезут к нам. Валентова! — крикнул он с крыльца. — Ступайте к пани…
Не успели они войти в сад, как Мадзя схватила пана Круковского за руку и прошептала:
— Знаете, я думала, что умру!
— Сокровище! — воскликнул пан Круковский, сжимая ей руку.
«Концерт будет!» — подумала Мадзя, а вслух прибавила:
— Мне казалось, что я никогда уже не смогу поговорить с вами.
— Нужно ли это? — прошептал в свою очередь пан Людвик. — Я все уже знаю…
— Как, вы все уже знаете? Кто вам сказал?
— Ваши глаза, панна Магдалена! Ах, эти глаза!..
Мадзя вырвала у него руку и, остановившись на дорожке, всплеснула руками.
— Вот так история! — воскликнула она в неподдельном изумлении. — Даю слово, сударь, я все время думала: догадается он или нет, что я хочу ему сказать? Так вы, может, знаете и о том, как их зовут?
— Кого? — воскликнул пан Людвик, разводя руками.
— Ну, тех, кто должен дать концерт: Стеллу и Сатаниелло. Его зовут Сатаниелло, и он, конечно же, будет играть на виолончели, потому что пан Ментлевич ее выкупит…
— О чем вы говорите, панна Магдалена? — спросил пан Круковский. У него было такое чувство, точно он на полном бегу вдруг ослеп.
«Что со мной?» — подумал он, потирая лоб.
— Я говорю о концерте, — ответила Мадзя.
— О каком концерте?
— Так вы ничего не знаете! — воскликнула Мадзя. — Зачем же вы говорите, что знаете?
И она сызнова начала бессвязно рассказывать о концерте, о Стелле, о трапезной, даже о Ментлевиче, который так добр и так мил, что взялся все устроить.
— Но весь концерт будет испорчен, — закончила она наконец, — если вы, дорогой пан Людвик, нам не поможете! Вы такой благородный человек… Я сперва хотела к вам пойти, потому что знаю, что вы лучше всех поймете, в каком положении эти бедняки… Знаете, им нечего есть! Ведь вы поможете, правда, пан Людвик? Вы сделаете это? Вы должны это сделать!
И она так сжимала ему руку, так заглядывала ему в глаза, чуть не бросалась на шею, что на мгновение у пана Круковского мелькнула мысль: схватить ее и бежать на край света, а там — хоть смерть…
— Вы сделаете это, пан Людвик, сделаете? — спрашивала Мадзя сладким голосом, в котором звучала такая мольба и такая тревога, что пан Людвик совсем ошалел.
— Я все сделаю! — сказал он. — Вы же знаете, я исполню все ваши желания…
— Ах, как это хорошо, какой вы благородный человек, какой милый!
«Милый!..» Это слово, которое Мадзя уже употребила один раз, говоря о Ментлевиче, поразило пана Круковского в самое сердце. По счастью, он вспомнил, что она произнесла его другим тоном, что он, пан Людвик Круковский, может придать этому слову иное значение.
— Что я должен делать? —
— Что? — Мадзя задумалась. — Трапезная есть, — говорила она, — фортепьяно есть, виолончель есть… Знаете что? Прежде всего мы будем продавать билеты…
— Мы с вами? Отлично.
— Потом вы преподнесете Стелле букет, когда она будет выходить на сцену. Я знаю, дамы не могут выступать на эстраде без букета.
— Нет, панна Магдалена. Я могу дарить букеты только одной женщине, больше никому. Но если вы хотите, чтобы у концертантки был букет, я велю его сделать, а вручит его кто-нибудь из здешней молодежи.
— Ладно, — согласилась Мадзя. — Но за это вы должны сделать для меня одну вещь.
— Я весь к вашим услугам.
— Видите ли, — говорила она в задумчивости, — это будет очень однообразный концерт, только виолончель и пение, маловато, особенно, если мы назначим высокие цены… Не правда ли?
— Конечно.
— Я вот и подумала сейчас, что нехорошо получится… Знаете, что мы сделаем? Вы сыграете на скрипке! Вы так хорошо играете, пан Людвик, мне Фемця говорила!
— Я? — воскликнул пан Людвик и попятился.
— Пан Людвик, дорогой мой! Ведь я знаю, что вы прекрасно, что вы восхитительно играете! Все будут плакать…
— Я с бродячими актерами?
— Но ведь это концерт с благотворительной целью! Они так бедны! О, вы должны играть, если любите меня хоть немножко…
Пан Круковский побледнел при этих словах.
— Если я вас люблю? Панна Магдалена! — произнес он торжественно. — До сих пор Круковские грудью становились против пушек, пистолетов и шпаг, и ни один не становился на эстраде, рядом с бродячими актерами! Но если я должен таким образом доказать свою привязанность к вам, я буду играть на концерте.
И он поклонился.
— Ах, как хорошо! Нет, вы самый благородный человек из всех, кого я только встречала в жизни. Знаете, назначим цены: три рубля первый ряд, два второй, а остальные билеты по рублю.
Пан Людвик меланхолически улыбнулся.
— Однако довольно! Благодарю вас, пан Людвик, благодарю от всей души, — говорила Мадзя, заглядывая пану Круковскому в глаза и пожимая ему руку. — Еще раз большое спасибо, я бегу, а то мне влетит от мамы.
Пан Круковский молча поцеловал ей руку, а когда Мадзя попрощалась с его сестрой, проводил ее на крыльцо и еще раз поцеловал ей ручку.
Когда он вернулся в сад, больная сестра посмотрела на него в золотой лорнет.
— Милый Людвик, — строго сказала она, — что все это значит? Магдалена возбуждена, ты смущен — клянусь богом, в городе что-то случилось! Кто умер: ксендз или майор? Ничего не скрывай, я все знаю… Этой ночью мне снились страшные сны…