Эмфирио
Шрифт:
Гил в замешательстве посмотрел по сторонам: «Что ж, тогда... Хочешь танцевать? Или можно было бы присесть где-нибудь, выпить вина».
«Я бы выпила вина. Танцевать надоело».
Поразительная мысль пришла Гилу в голову — скорее даже не мысль, а ощущение полной уверенности, неожиданно всплывшее из подсознания: его собеседница не происходила из семьи иждивенцев. Перед ним была барышня — настоящая леди! Неизъяснимая разница была очевидна. Тон голоса, посадка головы, окружавший ее едва уловимый аромат не оставляли сомнений.
Окрыленный, Гил поспешил принести два бокала гудейского вина и отвел спутницу к обитой мягкими
«Шанна».
«Меня зовут Гил, — он жадно следил за ее лицом. — Где ты живешь?»
Шанна отделалась экстравагантным жестом — жизнерадостное создание, знакомое с сотнями забавных жеманных ужимок: «Здесь и там, везде и нигде. Где очутилась, там и живу».
«Разумеется. Я тоже. Но ты живешь в городе? Или наверху — в башне?»
Шанна развела руками, изображая веселое отчаяние: «Хочешь, чтобы я тебе открыла все секреты? А если у меня нет секретов, то все мечты? Я — Шанна, нищая сирота, брожу и побираюсь. У меня нет ни репутации, ни денег, ни надежд».
Гил ей не верил. Таинственная грань, непроницаемо разделявшая лордов-исправителей и простолюдинов, ощущалась безошибочно. Каким парапсихологическим феноменом, каким призраком иного мира подтверждалось это различие? Или все дело было в почти неуловимом аромате чистоты и свежести, чем-то напоминавшем запах озона? Может быть, за облаками действительно было больше озона, и лорды, снисходя к городским развлечениям, приносили с собой дух горних высей? Как бы то ни было, результат вызывал восхищение. Лихорадочные размышления, однако, привели Гила к неудобному заключению, заставившему его поморщиться. Обратное тоже могло быть верно. Небожительнице, привыкшей к безукоризненной чистоте и роскоши, он, Гил, мог казаться неуклюжим скучным хамом, источающим затхлый запашок бедности и ручного труда. Нет, лорды, настойчиво соблазнявшие девушек-горожанок, не могли испытывать такие ощущения. Их вожделение было непритворным, их не останавливали сословные различия. Возможно, такие же отношения возникали между барышнями и молодыми иждивенцами... Думать об этом почему-то было неприятно, даже отвратительно. До сих пор Гил никогда не был по-настоящему влюблен. Былое влечение к Сонджали теперь представлялось глупым мальчишеством. Между прочим, Сонджали танцевала неподалеку — снова с Найоном. Какой неотесанной и приземленной казалась она по сравнению с Шанной!
По меньшей мере, судя по всему, Шанна была к нему искренне расположена и теперь — о чудо из чудес! — продела руку ему под локоть и с легким вздохом прислонилась к нему плечом.
«Мне нравится сельский бал, — тихо сказала Шанна. — Здесь всегда столько разных забавных людей, и никогда не знаешь, с кем повстречаешься».
«Ты уже была здесь раньше?» — спросил Гил, страстно желая узнать обо всем, что она испытала до встречи с ним.
«Да, в прошлом году. Но мне не посчастливилось. Человек, с которым я тут познакомилась, оказался грубияном».
«Грубияном? В каком смысле? Что он сделал?»
Шанна таинственно улыбнулась и сочувственно пожала ему плечо.
«Я спрашиваю для того, чтобы не совершать таких же ошибок».
Но Шанна только рассмеялась, придав смеху легкий оттенок горечи, достаточный для того, чтобы Гил продолжал воображать всевозможные непристойности и мерзости, в которых был повинен прошлогодний грубиян.
Шанна вскочила: «Пойдем! Мне
Гил с сомнением взглянул на площадку: «По-моему, это сложный танец. Боюсь опозориться».
«Как? Разве тебя не учили выкрутасам в Храме?»
«Женщины!» — подумал Гил. На самом деле, однако, он готов был согласиться. И его догадки снова подтвердились: несомненно, он имел дело с барышней.
«В Храме я прыгал очень мало, — ответил Гил. — По сути дела, как можно меньше. За это Финука наказал меня неуклюжестью, а я не хотел бы показаться неповоротливым. Зато у причала привязан ялик — хочешь, покатаю тебя по реке?»
Шанна бросила на него быстрый расчетливый взгляд, провела по губам кончиком розового языка. «Нет, — задумчиво сказала она. — Это было бы... нецелесообразно».
Гил пожал плечами: «Что ж, попробую танцевать».
«Вот и хорошо! — Шанна заставила его встать, потащив за собой, и на какую-то долю секунды прижалась к нему — так, что он, затаив дыхание, почувствовал все контуры ее тела. У Гила по коже пробежали мурашки, жар ударил в голову, ноги задрожали. Глядя девушке в лицо, он увидел, что та улыбается — медленной таинственной улыбкой, предназначенной не ему, но отвечавшей каким-то внутренним мыслям. Гил не знал, как понимать эту улыбку.
Опасения Гила оправдались: он танцевал скверно. Но Шанна, по-видимому, не придавала этому значения и сама плясала кое-как и невпопад, не поспевая за ритмом серенады. Гил снова убедился, что имеет дело с молодой леди.
Само собой! Она не хотела кататься по реке, потому что боялась похищения. Не могли же они взять с собой гарриона и посадить его в ялик! Хороша была бы романтическая речная прогулка! Гил усмехнулся. Шанна тут же подняла голову и спросила: «Почему ты смеешься?»
«От радости, — назидательно произнес Гил. — Шанна, нищая бродяжка, ты самое очаровательное существо во Вселенной!»
«Да, сегодня я Шанна, нищая бродяжка», — отозвалась она с холодной тоской в голосе.
«А завтра?»
«Тсс! — она приложила палец к его губам. — Никогда не говори «завтра», никогда!» Быстро посмотрев по сторонам, она провела Гила через толпу обратно к скамье под аркой.
Веселье становилось буйным. Пошатываясь, танцоры разбегались и взлетали в прыжках с поворотами, глаза их, обрамленные масками-восьмерками, дико сверкали. Экстравагантные пируэты все чаще сопровождались любовными прикосновениями; некоторые пары, забыв обо всем, уже страстно обнимались.
Опьяненный цветами, звуками и красотой не меньше, чем вином, Гил обнял Шанну за талию. Та положила голову ему на плечо, глядя прямо в лицо.
«Можешь мне не верить, но я умею угадывать мысли, — хрипловато шептала Шанна. — Твои мысли мне нравятся. Ты силен, ты добр и умен — но слишком строг, слишком суров, слишком серьезен. Чего ты боишься?» Пока она говорила, лицо ее становилось все ближе. Гил, чувствуя себя в объятиях невероятно яркого сна, тоже наклонялся к ней — ближе и ближе... Наконец их лица встретились, и он ее поцеловал. У Гила все внутри взорвалось: с этой минуты никогда, никогда он не будет прежним! Каким малодушным, презренным недотепой был прежний Гил Тарвок! Теперь он способен на все! Насколько жалки и ничтожны былые стремления и цели! Он снова поцеловал Шанну — та вздохнула: «Я бесстыдница. Мы знакомы меньше часа».